Оборотень из болот Роберт Лоуренс Стайн Ужастики По ночам на болотах происходят странные вещи. Просто ужасные. Все началось со зловещего воя. Потом во дворе нашли кролика, разодранного на куски… Все стали подозревать собаку Грэди по кличке Волк. Ведь пес выгля-дит как настоящий волк. И на болотах чувствует себя как дома. И ведет себя иногда, словно дикий зверь. И поя-вился он неизвестно откуда. Но Грэди-то знает, что Волк – это обыкновенный пес. А псы не воют на луну. И не скрываются в полночь в лес-ной глуши. И не превращаются в диких и кровожадных чудовищ в полнолуние. Или все-таки превращаются? Роберт Лоуренс Стайн Оборотень из болот 1 Мы переехали во Флориду как раз на рождественские каникулы. А неделю спустя я впервые услышал вой на болотах. С тех пор этот жуткий звук повторялся каждую ночь. Я просыпался и долго не мог уснуть и сидел на постели, затаив дыхание и обнимая себя руками, чтобы унять дрожь. В окне белела полная луна – словно заштрихованный белым мелом круг на фоне черного ночного неба. Я смотрел на луну и напряженно прислушивался… И пытался понять, что за зверь издает этот ужасный вой? И еще я никак не мог определить расстояние. Впечатление было такое, что вой раздается прямо у меня под окном. Он становился то громче, то тише. Как полицейская сирена. И это был не печальный вой. Нет. В нем слышалась угроза. И злоба. Для меня он звучал словно предостережение. Держись подальше от этих болот. Ты здесь чужой. Но давайте все по порядку. Когда мы только-только переехали в наш новый дом во Флориде, мне не терпелось разведать местность. Здесь есть на что посмотреть. Наш поселок расположен в лесной глуши, а дом стоит едва ли не на болотах. Первые дни я только и делал, что стоял на заднем дворе и рассматривал болота в бинокль. Бинокль мне подарил папа. На день рождения. Когда мне исполнилось двенадцать. Итак, я смотрел на болота. Там росли какие-то деревья с тонкими белыми стволами. Их широкие плоские листья перекрывали друг друга, и получалась такая зеленая крыша, которая практически не пропускала солнечный свет. Поэтому болота все время находились в тени. Издалека тень казалась синеватой. У меня за спиной тревожно топтались олени. Папа держал их в загоне, закрытом проволочной сеткой. Я слышал, как они топчутся по песку и трутся рогами о стенки загона. Мне надоело смотреть на болота. Я опустил бинокль и навел его на оленей. Собственно, из-за них мы и переехали сюда во Флориду. Мой папа, Майкл Такер, – ученый-биолог. Он работает в Университете штата Вермонт в Берлингтоне. А это, можете мне поверить, совсем не близко от болот Флориды. Недавно папа ездил в Южную Америку и привез оттуда шесть оленей. Они называются барасинга, или болотные олени, и не похожи на обычных оленей. Ну, они совсем не такие, как Бэмби. Шерсть у них рыжая, а не коричневая. А копыта очень большие. И на них есть такие штуки вроде перепонок. Наверное, чтобы им было удобней ходить по влажной болотистой почве. Папа хочет проверить, смогут ли эти олени из Южной Америки прижиться во Флориде. Он собирается прикрепить к каждому маленький радиопередатчик и выпустить их на болота. На волю. Они будут жить-поживать, а папа будет их изучать в условиях, что называется, дикой природы. Когда папа сказал нам, что мы переезжаем во Флориду из-за этих болотных оленей, мы все взбесились. Нам не хотелось уезжать из Берлингтона. Моя сестра Эмили плакала несколько дней. Ей уже шестнадцать, и ей не хотелось бросать старую школу в последний год. Я тоже не был в восторге. Не хотел расставаться с друзьями. Мама тоже поначалу упиралась. Но отец быстро склонил ее на свою сторону. Мама у нас тоже ученый-биолог. Они с папой совместно работают над различными научными проектами. Так что в конце концов она поддержала его идею с оленями и переездом. И тогда они уже насели на нас вдвоем с Эмили. Пытались нас убедить, что такой шанс выпадает раз в жизни. Что глупо было бы просидеть всю жизнь на одном месте и ничего больше не повидать. Тем более что нам обязательно понравится во Флориде. И мы еще долго будем вспоминать это захватывающее приключение. В общем, мы все-таки переехали. Мы поселились в лесной глуши. В маленьком белом коттедже на самом краю болота. Это действительно был конец света. До ближайшего городка можно было добраться тол ько на машине. Помимо нашего коттеджа, здесь стояло еще пять-шесть коттеджей. Таких же белых и маленьких, как и наш. На заднем дворе папа соорудил загон для оленей. Так что среди обитателей поселка мы стали известны как обладатели шести непонятных копытных зверюг. Жаркое флоридское солнце нещадно палило с утра до ночи. А сразу за нашим задним двором – благо, он был немалых размеров – тянулись бесконечные унылые болота. Мне надоело смотреть на оленей, и я снова навел бинокль на болота. – Ой. – Я даже вскрикнул от неожиданности, когда на меня из бинокля уставились два черных глаза. Я опустил бинокль и просто посмотрел на болота, щурясь от яркого солнца. По самому краю болота важно расхаживала какая-то большая белая птица с длинными и тонкими ногами. – Это журавль, – сказала Эмили у меня за спиной. Я и не слышал, как она подошла. Я обернулся. На сестре была белая майка и красные джинсовые шорты. Эмили у нас очень высокая и худая. Она сама чем-то похожа на журавля. Тем более что волосы у нее светлые, почти белые. И очень длинные. Обычно она собирает их в хвост. Птица развернулась и направилась в глубь болот. – Пойдем за ним, – предложил я. Эмили надула губки. С тех пор как мы сюда переехали, это полусердитое-полуобиженное выражение вообще не сходило с ее лица. – Неохота. Жарко. – Да ладно тебе. Пойдем. – Я потянул ее за руку. – Интересно же, что там делается на болотах. Давно пора было пойти на разведку. Она покачала головой. – Мне правда не хочется, Грэди. – Она поправила свои темные очки, чтобы они не съезжали с носа. – Сейчас почта придет. А я жду письма. Ближайшее почтовое отделение находилось в соседнем городке, куда, как я уже говорил, можно было добраться только на машине. Поэтому почту нам привозили два раза в неделю. А в промежутках Эмили только и делала, что ждала писем. – От Мартина ждешь письма? Любовной записочки? – улыбнулся я. Эмили бесит, когда я дразню ее Мартином. Мартин – это ее ухажер из Берлингтона. Ну и конечно, я стараюсь ее подколоть при первой удобной возможности. – Может быть. – Эмили протянула руку и взъерошила мне волосы. Она знала, что я ненавижу, когда мне лохматят прическу. – Ну пожалуйста, Эмили, – умоляюще протянул я. – Давай сходим. Мы далеко не пойдем. – Эмили, сходи погуляй с Грэди, – вклинился в разговор папин голос. Мы и не заметили, как папа вошел в загон. Он держал в руках большой перекидной блокнот и переходил от оленя к оленю, делая там какие-то пометки. – Сходи погуляй, – повторил он, обращаясь к Эмили. – Все равно тебе делать нечего. – Но, папа… – Эмили, если захочет, может разжалобить кого угодно. Но на этот раз папу не проняло. – Погуляй с братом, Эмили, – повторил он с нажимом. – Тем более что это очень интересно. И уж точно увлекательнее, чем стоять на жаре и спорить. Эмили снова поправила темные очки. Они у нее постоянно съезжали с носа. – Ну… – Класс! – завопил я. Я был просто в щенячьем восторге. Никогда в жизни я не был на настоящем болоте. – Пойдем! – Я схватил сестру за руку и потащил за собой. Эмили скорчила кислую физиономию и неохотно поплелась за мной. – Какое-то у меня предчувствие нехорошее, – пробормотала она. – Да что с нами может случиться?! – отмахнулся я и едва ли не бегом направился к болотам под сенью низких корявых пальм. 2 В лесу было жарко и сыро. Влажный воздух как будто лип к коже. Широченные листья низеньких пальм нависали над самой тропинкой так низко, что я едва не дотягивался до них пальцами, если приподнимался на цыпочки. Густые кроны загораживали свет, но кое-где лучи солнца все-таки проникали сквозь листья и ложились на землю яркими желтыми пятнами. Я пожалел, что не надел джинсы. Я был в шортах, и шершавые листья папоротников царапали мне голые ноги. Тропинка вилась сквозь заросли. Эмили шла впереди, а я старался не отставать от нее ни на шаг. У меня на шее болтался бинокль. Шея уже начала затекать. Вообще-то он не тяжелый, бинокль. Но лучше бы все-таки я оставил его дома. – Здесь так шумно, – сказала Эмили, переступая через трухлявое бревно, перегораживающее тропинку. И точно. В лесу было шумно. Вообще-то я думал, что на болотах должно быть тихо. Но нет. Наверху щебетали птицы. Сначала вступала одна, потом ей отвечала другая. Повсюду жужжали и щелкали насекомые. Откуда-то из глубины леса слышалось бесконечное тук-тук-тук. Как будто кто-то бил молоточком по дереву. Наверное, дятел. Пальмовые листья покачивались на ветру и шуршали. Стволы то и дело потрескивали. Наши с Эмили шаги влажно хлюпали по заболоченной мягкой земле. – Эй, смотри. – Эмили указала вперед. Она даже сняла темные очки, чтобы лучше видеть в полумраке. Мы вышли к какому-то маленькому озерцу почти правильной овальной формы, скрытому в глубокой тени. Вода в нем была темно-зеленой. На поверхности белели кувшинки. Их широкие изумрудные листья выделялись яркими пятнами на фоне темной воды. – Как красиво, – сказала Эмили, смахнула в плеча большого жука и протянула руку вперед. – Посмотри, какое здесь классное освещение. Надо будет вернуться сюда с фотоаппаратом и сделать несколько снимков. Я проследил взглядом за ее рукой. Ближайшая к нам половина озера была скрыта в густой тени. Но дальняя половина была на свету, который как будто струился вниз со стволов деревьев. Казалось, что вода на той стороне подернута тонкой светящейся дымкой. – Да, круто, – согласился я. Вообще-то меня не прикалывают пруды и озера. Меня больше интересуют растения и животные. Но я терпеливо постоял с Эмили у озерца, давая ей возможность повосхищаться лилиями и изумительным освещением. Потом мы обошли озеро и углубились дальше в болота. Земля была мягкой и влажной. Впечатление было такое, как будто идешь по пружинящему хлюпающему ковру. У нас над головой бесшумно кружили комары – целый рой мелких кровососов, пляшущих в косых лучах солнца. – Ненавижу комаров, – пробормотала Эмили. – Ненавижу. Стоит мне только на них посмотреть, сразу чешусь. – Она почесала руку. Впереди на тропинке лежало заросшее мхом бревно. А за бревном… что-то стремительно промелькнуло в высокой траве. Мы с Эмили даже не разглядели, что именно. – Ой, что там такое? – воскликнула Эмили, хватая меня за локоть. – Крокодил! – завопил я дурным голосом. – Голодный и злой крокодил! Сестра испуганно вскрикнула. Я рассмеялся. – Что с тобой, Эм? Это была просто ящерица какая-то. Эмили ущипнула меня за руку. – Ну ты и дурак, Грэди, – пробормотала она и опять почесала себе плечо. – Мне надоело бродить по болотам. Тут такой воздух… я вся чешусь. Может, пойдем домой? – Давай еще погуляем. Пожалуйста. – Нет, мы и так уже погуляли. Я хочу домой. – Она взяла меня за руку и потянула, но я вырвал руку. – Грэди… Я развернулся и быстро пошел вперед. В глубь болот. Сверху снова раздалось ритмичное тук-тук-тук. Листья низеньких пальм тихонько шелестели на ветру. Пронзительный писк насекомых стал громче. – Ты как хочешь, а я направляюсь домой, – пригрозила мне Эмили. – Вот останешься тут один, будешь знать. Я спокойно шел дальше. Я знал, что она никуда не уйдет. Она просто пугала меня, и все. У меня под ногами шуршали сухие листья. Эмили вздохнула и поплелась за мной. Я шел вперед, не оглядываясь. Я и так знал, что сестра идет следом. Я слышал шорох листьев у нее под ногами. Еще одна ящерица перебежала тропинку, едва не задев меня. Она так быстро скрылась в кустах, что я не успел даже толком ее разглядеть. Тропа неожиданно пошла в гору. Вскоре мы с Эмили оказались на вершине низкого холма – на заросшей высокой травой поляне, освещенной солнцем. Пот ручьями стекал у меня по лицу. Воздух был таким влажным, что казалось, будто я не иду сквозь него, а плыву. На самой вершине холма мы с Эмили остановились и огляделись по сторонам. – Смотри, тут еще одно озерцо! – Я указал на густые заросли желтой болотной травы, которые подступали к самой воде. Только это озерцо было совсем не таким, как первое. То озеро было спокойным. А это тихонько бурлило и пенилось. И вода здесь была не прозрачной, а мутной и очень густой, как гороховый суп-пюре. И она издавала противные звуки: какие-то булькающие причмокивания и вздохи. Я подошел к самому краю воды, чтобы получше рассмотреть это «чудо природы». – Грэди, это трясина! – в ужасе закричала Эмили. А потом чьи-то руки схватили меня сзади за плечи и толкнули вперед. Прямо в трясину. 3 Я начал падать в бурлящий зеленый «суп», но тут те же руки обхватили меня за талию и потащили назад. Эмили рассмеялась. – Ага, испугался?! – гаркнула она мне в ухо. Она прижимала меня к себе, не давая развернуться и треснуть ее по башке. – Эй… отпусти! – рассердился я. – Ты меня едва не утопила в трясине! Это совсем не смешно. Она отсмеялась и наконец отпустила меня. – Никакая это не трясина, балбес, – пробормотала она. – Это торфяник. – Чего? – Я тупо уставился на булькающую зеленую воду. – Торфяник, – повторила сестра, глядя на меня с таким видом, как будто я был полным идиотом. – Торфяное болото. В школе вас этому не учили? Или ты просто не усвоил из-за врожденной тупости? – Что еще за торфяное болото? – пробурчал я, не обращая внимания на ее оскорбление. Эмили у нас всезнайка. Такая ходячая энциклопедия. Она вечно выпендривается, что она вся такая умная, а я по сравнению с ней «здравствуй дерево». Только в школе у нее почему-то одни четверки и тройки, а у меня в основном пятерки. Ну и кто из нас «дерево» после этого? – Это по географии проходят. В теме «Увлажненные земли и дождевые тропические леса», – с важным видом проговорила Эмили. – Торфяное болото – это такая большая лужа, в которой растет торфяной мох. Поэтому и вода здесь густая и мутная. Мох растет и растет. И впитывает в себя воду. В двадцать пять раз больше воды по сравнению с собственным весом. – Вот это водичка, – заметил я. – Хочешь, попробуй ее на вкус. – Эмили опять рассмеялась и попыталась толкнуть меня в озерцо. Но я успел увернуться. – Спасибо, но пить я пока не хочу. Конечно, ответ был не слишком-то остроумен. Но ничего другого я не придумал. – Пойдем домой, – проговорила Эмили, вытирая рукой пот со лба. – А то жарко, сил нет. – Ну, пойдем, – согласился я нехотя. – Может, завтра еще сюда сходим. Мы начали спускаться с холма. – Ой, смотри. – Я указал вверх. В небе на фоне белых облаков парили две черные тени. Эмили задрала голову. – Это соколы. – Она прищурилась и прикрыла от солнца глаза ладонью. – Наверное, соколы. Плохо видно отсюда… Но большие они, это точно. Мы наблюдали за птицами, пока они не скрылись из виду. Потом пошли дальше вниз, стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться на влажной земле. Внизу мы немного постояли в тени деревьев, чтобы хотя бы чуть-чуть отдышаться после прогулки под жарким солнцем. Пот лил с меня градом. Шея под волосам вспотела и жутко чесалась. Я энергично по скреб ее ногтями, но это не помогло. Ветер стих. Воздух как будто застыл. Было душно. Где-то в ветвях вскрикнула птица. Я поднял голову. На ветке ближайшего к нам кипариса сидели два черных дрозда. Они хрипло закаркали, как будто хотели сказать нам с Эмили, чтобы мы уходили. – Туда. – Эмили пошла вперед. Я поплелся следом, почесываясь на ходу. – Жалко, что у нас во дворе нет бассейна, сказал я. – Я бы сейчас туда плюхнулся прям в одежде. Мы шли уже минут десять. Лес становился все гуще и сумрачнее. Тропинка оборвалась Теперь нам с Эмили приходилось продираться прямо сквозь заросли высоких папоротников. – Э… по-моему, мы тут раньше не проходили. – Я растерянно огляделся по сторонам. – Кажется, мы не туда идем. Мы с Эмили в страхе уставились друг на друга. Никто из нас не сказал: «Мы заблудились». Это было ясно и так. 4 – Как такое могло случиться?! – завопила Эмили. Ее пронзительный вопль спугнул дроздов. Они сорвались с ветки и полетели прочь, сердито покрикивая на лету. – Зачем мы вообще сюда потащились?! – Эмили едва ли не билась в истерике. Она вообще не умеет себя вести в экстремальных ситуациях. Сразу психует. Я помню, еще в Берлингтоне, когда Эмили училась водить машину, на одном из первых занятий у нее спустило шину. Так она выскочила из машины и с воплями умчалась прочь! Поэтому я вовсе не удивился тому, что она сейчас распсиховалась. Наоборот, я скорее бы изумился, если бы она оставалась спокойной и невозмутимой. Уж если мы заблудились посреди незнакомых болот в темных и жарких джунглях, Эмили должна была запаниковать. Вот она и запаниковала. У нас в семье я самый спокойный. После папы, конечно. Папа у нас вообще невозмутимый, как индейский вождь. Его вообще ничто не может вывести из себя. – Подожди, не психуй, – сказал я сестре. Я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно и рассудительно. Хотя, если честно, я сам был напуган не меньше Эмили. – Сейчас мы определим направление по солнцу. – Какому солнцу?! – воскликнула Эмили, поднимая руки над головой. В лесу было темно, словно поздним вечером. Широкие листья пальм загораживали весь свет. Нельзя было даже примерно определить, в какой стороне может быть солнце. – Ну… еще по мху направление определяют. – Я старался не терять присутствия духа. Вот только «присутствия» с каждой секундой становилось все меньше и меньше, – По-моему, мох должен расти на северной стороне деревьев. – А по-моему, на восточной, – пробормотала Эмили. – Или на западной? – Я уверен, что на северной, – решительно заявил я. – Уверен?! – пронзительно завопила Эмили. Я даже испугался, что она сорвет себе голос. – Ну и что толку в твоей уверенности?! – Ладно, забыли про мох. – Я страдальчески закатил глаза. – Все равно я слабо себе представляю, на что он похож, этот мох. Эмили вытаращилась на меня, и глаза у нее были совершенно безумные. Мы долго смотрели друг на друга. – Ты раньше всегда носил с собой компас, – наконец проговорила Эмили, и голос у нее заметно дрожал. – Ага. Только то было раньше. Когда мне было четыре годика. – У меня в голове не укладывается, как мы могли так сглупить, – взвыла Эмили. – Надо было взять с собой радиопередатчик. Ну этот, который для оленей… Тогда папа сумел бы нас отследить и выручить. – Надо было джинсы надеть, – пробормотал я, заметив какую-то красную сыпь у себя на ноге. – Куда это я успел влезть? В какую-нибудь ядовитую траву? Или меня муравьи покусали? – И что нам теперь делать? – Эмили вытерла пот со лба и раздраженно уставилась на меня. Как будто я был виноват в том, что мы заблудились. – Давай вернемся на холм, – предложил я. – Там нет деревьев и видно солнце. По солнцу мы определим направление, где дом. – Ага. А где холм? – спросила Эмили. Я огляделся. Где холм? Кажется, сзади… Или все-таки справа? У меня по спине пробежал холодок. Я совсем не помнил, где этот чертов холм. Я пожал плечами и обреченно вздохнул: – Кажется, мы точно заблудились. – Пойдем туда. – Эмили решительно направилась куда-то в сторону. – Мне кажется, это правильное направление. И не спрашивай почему. Предчувствие у меня такое. Если мы выйдем к тому торфяному болоту, мы поймем, что идем в правильном направлении. – А если не выйдем? – нахмурился я. – Ну… куда-нибудь мы все равно придем, – пробормотала она. Замечательно. Но спорить было бессмысленно. Все равно я не мог предложить ничего более обнадеживающего. Поэтому я лишь вздохнул и уныло поплелся за сестрой. Мы шли молча. Вокруг по-прежнему зудели насекомые. Нервы у нас были уже на пределе – мы с Эмили вздрагивали от каждого птичьего крика. Наконец мы забрели в непролазные заросли высокого камыша. – Мы были здесь раньше, не помнишь? – спросила Эмили. Я не помнил. Я отодвинул рукой жесткий стебель, который загораживал мне дорогу. Ощущение было такое, что я дотронулся до чего-то мокрого и липкого. Я поднес руку к лицу и увидел, что действительно испачкался в чем-то зеленом. Может быть, это был сок… черт его знает. – Грэди, смотри! – неожиданно завопила Эмили. Она меня перепугала до полусмерти. Даже не знаю, что я ожидал там увидеть, но уж точно что-то ужасное типа взбесившегося бегемота. Я поднял глаза… Торфяное болото! Прямо перед нами. Тот самый торфяник, куда меня едва не столкнула любящая сестрица. – Да! – радостно закричала Эмили. – Я знала! Я знала, что мы идем куда нужно! У меня было предчувствие. Я не представлял, что можно так радоваться при виде вонючей лужи с бурлящей зеленой водой. Но мы с Эмили только что не плясали от счастья. Мы миновали торфяник и дальше бросились бегом. Нам не терпелось добраться до дома. Теперь мы знали, куда идти. – Домой! – орал я во всю глотку, размахивая на бегу руками. – Домой! Я обогнал Эмили и со всех ног рванул вперед. От моего былого уныния не осталось и следа. Но тут кто-то схватил меня за ногу и повалил на мокрую землю. 5 Я приземлился на четвереньки и больно ушиб коленки и локти. Внутри у меня все оборвалось. Во рту появился противный привкус крови. – Грэди! Вставай! Вставай! – закричала Эмили. – Не могу… оно меня держит, – выдохнул я. Голос сорвался. Сердце так колотилось в груди, что казалось, сейчас разорвется. Я снова почувствовал привкус крови во рту. Я поднял глаза и увидел, что Эмили согнулась от смеха. От смеха? – Кто тебя держит? Древесный корень?! – Она никак не могла отсмеяться. Я проследил за направлением ее взгляда… и увидел, что никто меня никуда не тянул. И уж тем более не хватал за ногу. Я просто запнулся о корень. Здесь было полно корней, высоко выступающих из земли. Вот я и «попался». Правда, и корень был достойный. Белый-белый и согнутый посередине. Похожий на ногу скелета из фильма ужасов. Но почему я тогда чувствовал кровь во рту? Я провел языком по губам. Нижняя губа распухла и немного побаливала. Наверное, я прокусил ее, когда шлепнулся. Я поднялся на ноги. Коленки щипало, я их ободрал. Губа разболелась. Я чувствовал, как течет кровь у меня по подбородку. – Какой же ты неуклюжий, Грэди, – усмехнулась Эмили, но тут же посерьезнела. – Ты не ушибся? С тобой все в порядке? – Она заботливо стряхнула листья, прилипшие к моей футболке. – Да вроде нормально… – Правда, меня немножко трясло. То ли после удара, то ли от страха. Ведь я действительно перепугался до полусмерти. – Знаешь, мне на самом деле показалось, что меня кто-то схватил. – Я выдавил жалкий смешок. Эмили положила руку мне на плечо, и мы пошли дальше бок о бок. Теперь мы уже не бежали, как какие-то малахольные, а шли обычным шагом. Сквозь густую завесу листвы, словно сквозь частое сито, сочился желтый свет солнца. Он ложился на землю рваными пятнами. Сочетание света и тени создавало какую-то таинственную, нереальную атмосферу. Казалось, мы шли сквозь зыбкий мир сновидений. В кустах рядом с тропинкой зашебуршала какая-то мелкая зверюшка. Мы с Эмили даже не посмотрели в ту сторону. Нам хотелось скорее добраться до дома. Но вскоре мы поняли, что идем совсем не туда, куда надо. Мы вышли к маленькой круглой поляне, со всех сторон окруженной высокими пальмами. Листья потрескивали и поскрипывали на ветру. Громко галдели птицы. – Ух ты! – Я указал пальцем на какие-то круглые серые штуки, которые заполонили всю поляну, возвышаясь над зеленой травой. – Что это может быть? Эмили пожала плечами: – Не знаю. Грибы какие-нибудь. – Размером с футбольный мяч? Эмили собралась было ответить, но тут мы увидели хижину. Крошечную лачужку, скрытую в тени двух кипарисов. На другой стороне поляны. Сразу же за «грибным» местом. Мы с сестрой замерли, не веря своим глазам. Я даже не знаю, сколько мы так простояли, изумленно таращась на хижину. Потом, не сговариваясь, подошли ближе. И снова остановились. Она была очень маленькой, эта хижина. И на удивление низкой. Разве что чуть выше меня. Крыша покрыта стеблями какого-то растения. То ли тростником, то ли сухой травой. Стены сложены из нескольких слоев широких пальмовых листьев. Дверь, сплетенная из тоненьких веточек, была плотно закрыта. Окон не было вообще. В нескольких метрах от двери чернело выжженное пятно, присыпанное золой. Место для костра. Рядом с кострищем стояла пара старых стоптанных ботинок. Тут же валялись пустые консервные банки и пластиковая бутылка. Тоже пустая и приплюснутая сверху. – Как ты думаешь, тут кто-то живет? – спросил я у Эмили, почему-то понизив голос. – Посреди болот? Сестра пожала плечами. Я заметил, что она вся напряжена от страха. – Если здесь кто-то живет, может быть, он нам подскажет дорогу домой, – сказал я. – Может быть, – пробормотала Эмили, пристально глядя на хижину. Мы подошли еще чуть ближе. Буквально на пару шагов. «Интересно, кому пришло в голову поселиться в крохотной хижине посреди болот? – размышлял я про себя. – И почему он решил здесь обосноваться?» И тут меня вдруг осенило. Да потому, что здесь очень удобно прятаться! – Он здесь скрывается. – Я и не заметил, что говорю вслух. – Это, наверное, какой-то преступник. И он совершил что-то ужасное. Ограбил банк… или убил кого-нибудь. И теперь он здесь прячется. – Тс. – Эмили закрыла мне рот ладонью. При этом она случайно задела ссадину У меня на губе. Мне было больно. Я мотнул головой, чтобы стряхнуть руку сестры. – Есть кто-нибудь дома? – тихонько позвала Эмили. Я заметил, что у нее слегка дрожи: голос. – Есть кто-нибудь дома? – повторил; она поувереннее. Я тоже решил поучаствовать, и мы принялись кричать на два голоса: – Кто-нибудь дома есть? Есть кто-нибудь дома? Мы прислушались. Тишина. Мы подошли совсем близко к хижине и остановились у двери. – Есть кто-нибудь дома? – спросил я в последний раз. Потом решительно протянул руку и взялся за дверную ручку. 6 Но только я собрался потянуть дверь на себя, как она неожиданно распахнулась – причем так резко, что едва не сбила нас с ног. Мы отскочили назад и уставились на человека, который появился в темном дверном проеме. Он смотрел на нас с Эмили совершенно безумным взглядом. Глаза у него были черные-черные. И какие-то диковатые. Длинные серые волосы – то ли седые, то ли просто светлые, но давно не мытые – были собраны сзади в хвост. Лицо у него было кирпично-красного цвета. Может быть, обгорело на солнце. Или побагровело от ярости. Во всяком случае, он смотрел на нас очень даже неприязненно. И выражение у него было самое что ни на есть угрожающее. На нем были черные мешковатые джинсы, белая рубаха – вся замызганная и помятая – и старые стоптанные сандалии. Он просто стоял в темном дверном проеме и таращился на нас своими черными глазищами. А потом он открыл рот, обнажив два ряда кривых желтых зубов. Мы в страхе прижались друг к другу и отступили на пару шагов назад. Вообще-то меня распирало от любопытства Мне хотелось спросить у него, кто он такой и почему живет на болоте. И самое главное не подскажет ли он нам дорогу к дому. У меня в голове вертелось столько вопросов… Но я сумел выдавить только: – Э… извините. И только тогда до меня дошло, что я стою перед хижиной один. Эмили уже со всех ног неслась к лесу. Ее длинный хвост мотался у нее за спиной из стороны в сторону. Сестра нырнула в заросли высокой травы, и я почти потерял ее из виду. Я тоже пулей сорвался с места и побежал следом. Сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди. Ноги увязали в мягкой земле. – Эмили, подожди! Подожди меня! Я выбежал на тропинку, усыпанную сухими листьями. Я очень старался не отставать от сестры. Я оглянулся всего один раз… и завопил дурным голосом: – Эмили, он за нами гонится! 7 Человек из хижины преследовал нас. Он не бежал – просто шел быстрым шагом, низко пригнувшись к земле. Но все равно он, кажется, нас догонял. Его руки болтались, как плети. Он тяжело дышал. И рот у него был открыт, так что были хорошо видны его страшные кривые зубы. – Беги! – крикнула мне Эмили. – Грэди, беги! Мы неслись по узкой тропинке, вьющейся сквозь заросли высокой – почти с меня ростом – травы. Деревья редели. Мы выбежали из сумрака на солнце, а потом снова нырнули во влажный сумрак. – Эмили, подожди! – выкрикнул я, задыхаясь. Но она продолжала мчаться вперед. Слева возникло какое-то длинное, узкое озерцо. Посередине, прямо из воды, торчали какие-то странные деревья. Темные толстые корни оплетали их тоненькие стволы. Я даже вспомнил, как они называются: мангровые деревья. Мы проходили в школе… В другой ситуации я обязательно задержался бы здесь ненадолго, чтобы рассмотреть их как следует. Но сейчас мне было не до того. Тропа шла по самому берегу озерца. Moи сандалии проваливались в мягкую заболоченную почву. Тропа огибала озерцо и опять сворачивала в лес. Я несся вперед, не обращу внимания на стеснение в груди. Во рту у меня пересохло. Дышать было нечем. У меня вдруг кольнуло в боку так сильно что я заорал от боли. Мне пришлось остановиться. Я стоял и ловил ртом воздух, как рыба выброшенная из воды. И никак не мог отдышаться. – Эй… его нет, – выдохнула Эмили, Он; тоже остановилась и в изнеможении привалилась спиной к стволу дерева. – Кажется, мы от него убежали. Она с трудом проглотила слюну. Я согнулся пополам, держась обеими руками за бок. Постепенно боль проходила. А еще через пару минут мне удалось восстановит! дыхание. – Жуть какая, – прошептал я. Я не мог сейчас думать ни о чем другом. – Точно, жуть, – согласилась Эмили. Она подошла ко мне и помогла распрямиться. как? В порядке? – Да вроде бы. Боль наконец прошла. У меня всегда колет в правом боку, если я долго бегаю. Но на этот раз боль была просто адской. Гораздо сильней чем обычно. Хотя вообще-то мне еще не приходилось так бегать. Я имею в виду, что за мной еще никогда не гнались всякие страшные дядечки… – Ладно, пойдем. – Эмили отпустила меня и быстро пошла вперед по тропинке. – Слушай, мне кажется, мы здесь уже были. Я огляделся по сторонам. Ну да. Мы точно были здесь раньше. Вот и наши следы на песчаной почве – следы, ведущие в противоположном направлении. Настроение у меня сразу улучшилось. Я побежал следом за Эмили. Не так быстро, конечно, как раньше. Но все равно… Минут через десять впереди показался наш задний двор. – Ура! – радостно завопил я. – Мы дома! Мы с Эмили прибавили шагу. Мама с папой возились на заднем дворе: расставляли садовую мебель. Папа как раз прилаживал зонтик от солнца посередине круглого пластикового стола. Мама протирала кресла, брызгая на них водой. – А, привет, – улыбнулся нам папа. – Пришли, наконец. А то мы с мамой уже волновались. – Мы думали, вы заблудились, – сказала мама. – А мы заблудились, – выдохнул я. Мама уставилась на меня: – Что?! – За нами гнался какой-то дядька, – принялась объяснять Эмили. – Такой странный… с длинными белыми волосами. – Он живет в хижине. На болотах, – добавил я и повалился без сил в ближайшее пластиковое кресло. Оно было мокрым, но мне было уже все равно. – Кто там за вами гнался? – встревожился папа. Потом помолчал и добавил: – В городе мне говорили, что на болотах живет какой-то отшельник. – Наверное, это был он. И он гнался за нами, – повторила Эмили. Обычно бледная, сейчас она была вся красная. Хвост у нее растрепался, и длинные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. – Это было так страшно. – Мне про него рассказал один парень из хозяйственного магазина. – Папа задумчиво почесал подбородок. – Сказал, что этот отшельник немного странный, но мирный и безобидный. Никто не знает, как его зовут. – Ничего себе безобидный! – воскликнула Эмили. – А тогда почему он за нами гнался?! Папа пожал плечами: – Я сам про него ничего не знаю. Повторяю, что мне рассказали. Он почти всю жизнь прожил на болотах. Совсем один. И даже в городе ни разу не появлялся. Мама поставила на стол свою брызгалку, из которой поливала кресла. Подошла к Эмили и приобняла ее за плечи. Когда они стояли вот так, рядом, в ярком солнечном свете казалось, что это не мама с дочкой, а две сестры. Обе стройные и высокие, с длинными и прямыми светлыми волосами. Эмили у нас пошла в маму, а я – в отца. У меня волнистые каштановые волосы и темные глаза. В точности, как у папы. Я невысокий и крепко сбитый. Опять же, как папа. – Может быть, им не стоит ходить на болота одним? – Мама задумчиво прикусила губу и принялась собирать растрепавшиеся волосы Эмили обратно в хвост. – Мне все говорили, что этот отшельник – человек мирный и безобидный, – отозвался папа. Он все еще сражался с зонтиком, который никак не хотел входить в бетонную подставку. Каждый раз, когда папа его наклонял, конец шеста проходил мимо дырки. – Папа, держись. Я тебе помогу. – Я забрался под стол и направил шест туда, куда нужно. – Да я в жизни теперь не пойду на болото, – решительно заявила Эмили. Она приобняла себя руками за плечи и принялась отчаянно чесаться. – Там воздух такой… у меня все чешется. Теперь буду чесаться до старости. – Но там интересно, – с жаром выпалил я. Теперь, когда мы благополучно вернулись домой, я напрочь забыл о всех страхах, которые пережил на болотах. – Мы там видели много всего. Торфяное болото и мангровые деревья… – Я же тебе говорил, что там есть на что посмотреть, – заметил папа. – Есть на что посмотреть! – простонала Эмили» страдальчески закатив глаза. – Вы как хотите, а я иду в душ. Может быть, если я час, простою под водой, перестану чесаться. Она решительно направилась к дому. Мама смотрела ей вслед, качая головой. – Для Эмили это будет непростой год, – пробормотала она. Папа вытер грязные руки о джинсы и повернулся ко мне: – Пойдем, Грэди, покормим оленей. За ужином мы только и говорили что о болотах. Папа рассказывал нам о том, как он выслеживал и ловил болотных оленей, необходимых ему для научного эксперимента, ради которого мы переехали во Флориду. Папа вместе со своими помощниками излазил все джунгли Южной Америки, У них были специальные ружья, которые стреляли ампулами со снотворным. Оленей сначала усыпляли, а потом отвозили на базу на вертолетах Иногда олени просыпались в полете и начинали буянить. Летать им явно не нравилось. – Эти болота, куда вы сегодня ходили… знаете, как они называются? – спросил папа, накручивая на вилку спагетти. – Топи Красного жара. Так мне сказали в городе. – А почему они так называются? – спросила Эмили. – Потому что там очень жарко? Папа поднес ко рту вилку со спагетти, неторопливо прожевал их и проглотил. В уголке рта у него осталось оранжевое пятно от томатного соуса. – Я не знаю. Но я уверен, что мы это выясним. – Может быть, их открыл человек по фамилии Красный жар, – пошутила мама. – Я хочу домой в Вермонт! – взвыла Эмили. После ужина все разошлись по своим комнатам. Мне вдруг стало немного грустно. Я тоже скучал по дому. Мне не хотелось сидеть у себя. Я взял теннисный мячик и вышел на задний двор. Я подумал, что, может быть, я покидаю мячик о стену и буду ловить его, как делал дома, в Берлингтоне. Но у меня ничего не вышло. Олений загон почти примыкал к стене, так что там было особенно не развернуться. Я вспомнил Бена и Адамса – своих самых лучших друзей, оставшихся в Берлингтоне. Мы жили в одном квартале и обычно после ужина ходили гулять. Играли в мяч, возились на игровой площадке или просто слонялись по улицам. Я вдруг понял, что очень скучаю по Бену и Адамсу. Интересно, что они делают в эту самую минуту? Наверняка сидят в саду на заднем дворе у Бена и занимаются чем-нибудь интересным. А я стою тут один-одинешенек и смотрю на оленей в загоне. Настроения не было вообще никакого. Мне расхотелось торчать на улице. Я решил пойти домой и посмотреть, что там идет по телику. Может, хоть фильм какой-нибудь посмотреть… Я уже было собрался вернуться в дом, как вдруг кто-то схватил меня сзади за плечи. Болотный отшельник! 8 Он нашел меня! Болотный отшельник меня нашел! И схватил! Это было моей первой мыслью. Я испуганно вскрикнул и обернулся. Но это был не болотный отшельник, а какой-то мальчишка. – Привет, – сказал он. – Я думал, ты меня видел. Я не хотел тебя напугать. – У него был забавный голос. Глухой и хриплый. – А-а… э… да все нормально, – выдавил я. – Я увидел тебя во дворе. А я там живу. – Он указал на дом дальше по улице, через два от нашего. – Вы недавно приехали? Я кивнул и подкинул в руке теннисный мячик. – Да, недавно. Тебя как зовут? Меня – Грэди Такер. – Вил. Вил Блейк, – представился он. Мы с ним были примерно одного роста. Но он был гораздо крупнее и шире в плечах. И шея У него была толще. Вообще такой крепкий парень… Он мне напоминал футболиста. Его темные волосы были пострижены очень коротко. На макушке они стояли взбесившимся ежиком, а на висках были гладко зализаны назад. Одет он был в полосатую сине-белую футболку и джинсы, обрезанные чуть выше колен. – Тебе сколько лет? – спросил он. – Двенадцать. – Мне тоже. – Вил взглянул на оленей поверх моего плеча. – А я думал, тебе одиннадцать. Ну… выглядишь ты больно мелким. Меня обидело это замечание, но я решил пропустить его мимо ушей. – А ты давно здесь живешь? – спросил я, подбрасывая на ладони мячик. – Уже несколько месяцев. – А есть тут еще ребята нашего возраста? – Я обвел взглядом улицу из шести домов. – Ага. Есть, – сказал Вил. – Только она девчонка. И с большим прибабахом. Солнце уже садилось. Оно почти скрылось за деревьями на болотах. Небо было ярко-красным. На улице заметно похолодало. Я поднял глаза. На небе виднелась бледная луна. Почти полная. Вил направился к оленьему загону, и я пошел за ним. Он ступал тяжело, словно печатая шаг. При каждом шаге его широкие плечи смешно подпрыгивали. Вил встал у загона и протянул руку через проволочную сетку. Один из оленей подошел и облизал его ладонь. – Твой папа тоже работает в нашем лесничестве? – спросил он, внимательно разглядывая оленя. – Нет. Мои папа с мамой – ученые. Они здесь проводят исследования. С этими оленями. – Странные какие-то олени. – Вил убрал из загона мокрую руку и поднял ее над головой. – Ну вот. Всего меня обслюнявил. Я рассмеялся. – Это барасинга, болотные олени из Южной Америки. – Я швырнул Вилу мячик. Он поймал его и бросил обратно. Какое-то время мы развлекались, кидая друг другу мячик. – Ты был на болотах? – спросил меня Вил. Я не поймал мячик, и мне пришлось за ним бежать. – Ага, был. Как раз сегодня ходили с сестрой. И мы заблудились. Вил хохотнул. – А ты не знаешь, почему их называют болотами Красного жара? – спросил я, кидая мячик свечой. Было уже совсем темно, я сам с трудом различал мяч. Однако Вил без труда поймал его одной рукой. – Знаю. Мне папа рассказывал, – сказал он. – Странная такая история… Случилось все это сто лет назад. Или может быть, еще раньше. Тогда здесь еще не было этих домов. А был только город. И все в городе вдруг заболели какой-то непонятной болезнью. Похожей на лихорадку. С сильным жаром. Только это была не обычная лихорадка. – Все заболели? Все до единого? – уточнил я. Он кивнул: – Все, кто хоть раз заходил на болота. Папа рассказывал, что во время болезни у них был сильный жар. И перед глазами плясали красные пятна. Вот почему красный жар. И еще он говорил, что многие умерли. – Ужас какой. – Я невольно повернул голову в сторону болот. Было уже так темно, что я с трудом различал деревья у края болота. – А те, кто не умерли от красного жара, стали вести себя очень странно, – продолжал Вил. Его маленькие круглые глазки поблескивали в темноте. – Как будто у них крыша съехала. Постоянно чего-то бубнили себе под нос. Полный бред. Совершенно бессмысленные предложения. Набор слов. И передвигались чудно. Или спотыкались на каждом шагу. Или вдруг начинали ходить кругами. – Жуть. – Я по-прежнему смотрел на болота. Небо из красного сделалось темно-бордовым. Луна стала ярче. – Вот с тех пор эти болота и называют топями Красного жара, – заключил Вил и бросил мне теннисный мячик. – Ну ладно, пойду я домой. – А ты видел болотного отшельника? – спросил я. Он покачал головой: – Не-а, не видел. Я про него только слышал. – А я видел, – похвастался я. – Мы с сестрой его видели. Мы нашли его хижину. – Круто! – воскликнул Вил. – Ну и чего, вы с ним поговорили? – Да нет. Какое там поговорили! Он за нами погнался. Страшный такой, лохматый. – Погнался? – задумчиво переспросил Вил. – А зачем? – Я не знаю. Мы испугались и убежали. – Мне уже надо идти. – Вил быстрым шагом направился к своему дому, но вдруг остановился и обернулся ко мне. – Может быть, как-нибудь вместе сходим на болота? – Ага. Обязательно сходим! Я ужасно обрадовался, что теперь у меня есть товарищ, с которым можно пойти на болота. Ну и вообще пообщаться… Одному все-таки скучно. А вдвоем уже веселее. Я даже подумал, что здесь, может быть, не так мрачно, как мне представлялось еще сегодня. Я еще постоял во дворе, глядя вслед Виду. Дом у него был почти точно такой же, как наш. Только, конечно, без оленьего загона на заднем дворе. Зато там на заднем дворе были качели, маленькая горка и доска-качалка. Вряд ли для Вила. Наверное, у него есть младший брат, решил я. Или сестра. Я подумал об Эмили. Наверняка ей будет завидно, что у меня теперь есть приятель. Бедная Эмили… Ей действительно было грустно без этого идиота Мартина, который увивался За ней в Берлингтоне. Мартин мне никогда не нравился. Он обращался ко мне: «Эй, малыш». А кому, интересно, такое понравится?! Один из оленей прилег на землю, грациозно поджав ноги. Рядом тут же пристроился второй. Они уже собирались спать. Я вернулся в дом. Все сидели в гостиной и смотрели какую-то передачу про акул по каналу «Открытия и живая природа». Это любимый канал моих родичей. Впрочем, это и так понятно. Я немножечко посидел с ними и посмотрел передачу. Но потом вдруг понял, что мне как-то нехорошо. Голова разболелась – боль пульсировала в висках. И меня бил озноб. Я сказал маме, что я себя плохо чувствую. Она встала с дивана и подошла ко мне. – Какой-то ты красный, – встревожено проговорила она и положила мне руку на лоб. Рука у нее была прохладной, и это было приятно. – Грэди, кажется, у тебя жар. 9 А еще через несколько дней я впервые услышал тот самый странный и жуткий вой. Все это время я проболел. Меня лихорадило. Температура поднялась до 39° и продержалась так целый день. Потом мне стало чуть-чуть получше. А потом температура поднялась снова. – Это болотная лихорадка. Красный жар, – объявил я родителям еще в первый вечер. – Скоро я тронусь умом и начну чудить. – Ты уже умом тронулся, – поддразнила меня мама. Она протянула мне стакан апельсинового сока. – На, выпей. И вообще тебе надо много пить. – Питье все равно не спасает от красного жара, – мрачно объявил я, но сок все-таки взял. – Это неизлечимо. Мама только поцокала языком. Папа сидел, уткнувшись в свой научный журнал. Он даже не поднял головы. В ту ночь мне снились какие-то странные сны. Словно я в Вермонте. Бегу по сугробам. И кто-то гонится за мной по пятам. Там, во сне, я был уверен, что это болотный отшельник. Я бежал и бежал… И мне было холодно. Я весь дрожал. С головы до ног. На бегу я оглянулся. Мне хотелось узнать, кто меня преследует. Но там не было никого. А потом я неожиданно оказался на болотах. Я тонул в торфянике. Вокруг бурлила вода, липкая и зеленая. Она противно причмокивала и ухала, как живая. Меня засасывала трясина. Как будто чьи-то мягкие руки тянули меня вниз. Вниз… И тут меня разбудил громкий вой. Я рывком сел на постели и, ничего не соображая со сна, уставился в окно. В окне серебрилась луна. Почти полная. И такая яркая. Она как будто горела на фоне ночного неба, отливающего густой синевой. Снова жуткий вой. До меня вдруг дошло, что меня буквально колотит. Я был весь мокрый. Пижамная куртка прилипла к спине. За окном снова раздался звериный вой. Кто это был? И где? На болотах? Впечатление было такое что этот зверь воет под самым моим окно. Так протяжно и злобно. Я сбросил с себя одеяло и встал с кровати. Меня все еще била дрожь. А когда я поднялся, голова сразу же разболелась. Наверное, у меня была температура. Снова раздался вой. Я побоялся подходить к окну. Решил, что сначала схожу к папе с мамой и спрошу, слышали они этот вой или нет. Я вышел в темный коридор и сразу же налетел на столик. Обычно я не натыкаюсь на мебель. Просто я еще не привык к нашему новому дому. Ноги у меня замерзли, как лед. Зато голове было жарко, как будто ее жгло огнем. Я немного постоял в коридоре, потирая ушибленную коленку и дожидаясь, пока глаза не привыкнут к темноте. Потом я пошел дальше по коридору. Спальня родителей располагалась в самом дальнем крыле дома, за кухней. Я решил срезать путь и пройти через кухню. Уже в кухне я услышал какой-то звук. Словно кто-то скребся в дверь. Я замер на месте. Прислушался. Да, я не ошибся. Кто-то царапался в дверь. У меня по спине побежали мурашки. Я боялся вздохнуть. Вот опять. Тихо-тихо… Царап-царап. Кто-то скребся снаружи в дверь кухни. Сердце у меня билось так, что казалось, сейчас разорвется. А потом снова раздался вой. Все тот же злобный и жуткий вой. Очень близко. Совсем рядом с домом. Царап-царап. Кто это может быть? Какой-нибудь зверь? Какой-нибудь зверь с болот, который воет на луну и ломится к нам в дом?! Я вдруг понял, что давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух. И снова прислушался. Тишина. Только удары сердца оглушительно грохотали у меня в ушах. За спиной что-то щелкнуло и загудело. Я даже подпрыгнул с испугу. Но это был всего-навсего холодильник. Я схватился обеими руками за край стола. У меня вдруг вспотели ладони. Они были влажными и холодными, как лед. Я прислушался. Царап-царап. Я шагнул было к двери… Но тут же замер на месте. Меня охватил жуткий страх. Потому что я понял, что в кухне я не один. Кто-то был там, у меня за спиной. В темноте. 10 Я тихо вскрикнул и еще сильнее – до боли в руках – вцепился в стол. – К-кто здесь? – выдавил я. Неожиданно зажегся свет. – Эмили! – завопил я дурным голосом. – Эмили… – Ты слышал вой, там, на улице? – спросила она громким встревоженным шепотом, пристально глядя на меня своими огромными голубыми глазами. – Да. Он меня и разбудил. Жуткий такой, свирепый… – Как будто сигнал к атаке, – прошептала Эмили. Я так и не понял, почему она говорит шепотом. – А ты чего такой странный, Грэди? – Чего?! – растерялся я. Я даже не понял, о чем она говорит. – У тебя все лицо красное, – пояснила сестра. – И ты весь дрожишь. – Наверное, у меня опять жар. – Болотная лихорадка, – пробормотала Эмили. – Может быть, тот самый красный жар, про который ты мне рассказывал. Я повернулся к двери на улицу: – А ты слышала… там кто-то царапался. В заднюю дверь. Как будто просился в дом. – Слышала, – прошептала Эмили, со страхом поглядывая на дверь. Мы прислушались. Тишина. – Может быть, это олень выбрался из загона? – Эмили неуверенно шагнула к двери и остановилась, вцепившись обеими руками в пояс своего халата. – А разве олени царапаются? У них вроде копыта, – глубокомысленно изрек я. – Да и зачем ему в дом ломиться? Вот уж изрек так изрек. Достойная вышла речь. Мы расхохотались. – Может, он пить захотел и собирался стаканчик воды попросить, – выдавила она сквозь смех. Мы опять рассмеялись. Но это был нервный смех. Истеричный. Мы замолчали одновременно. И снова прислушались. Снаружи снова раздался вой, похожий на полицейскую сирену. Эмили вздрогнула. – Это волк! – Ее голос дрожал от страха. Она поднесла руку ко рту и испуганно сжалась. – Только волки так воют, Грэди. – Да ладно тебе, Эмили… – начал было я, но она не дала мне договорить. – Нет, я знаю, – настойчиво проговорила она. – Это волчий вой. Точно, волчий. – Эм, перестань. – Я вдруг понял, что мне тяжело стоять, и плюхнулся на ближайший стул. – На болотах Флориды не водятся волки. Почитай книжку, у нас же есть. А еще лучше, спроси у папы. Он тебе скажет, что волки не живут на болотах. Она открыла было рот, чтобы мне возразить, но не успела. Потому что за дверью снова зашебуршало. Царап-царап. Мы с Эмили затаили дыхание и испуганно переглянулись. – Что это? – спросил я шепотом и быстро добавил, догадавшись по лицу Эмили, что она сейчас скажет: – Только не говори мне, что это волк. – Я… я не знаю. – Она поднесла ко рту и вторую руку Когда Эмили паниковала, она всегда закрывала рот руками. – Давай разбудим родителей. – Давай сначала посмотрим. – Я решительно подошел к двери и взялся за ручку. Я даже не знаю, с чего это я так расхрабрился. Может быть, из-за того, что меня лихорадило. Если у человека жар, он порой такое выкидывает, что самому страшно становится… Но как бы там ни было, я вдруг осмелился разрешить эту загадку. Кто скребется к нам в дверь? Кто… или что? И для того, чтобы это выяснить, существовал один очень простой, но верный способ: открыть дверь и посмотреть. – Нет, Грэди… не надо, – умоляюще протянула Эмили. Но я лишь небрежно взмахнул рукой. Нажал на ручку и приоткрыл дверь. 11 Воздух с улицы ворвался в кухню. Дохнуло жаром и влагой. В уши ударил громкий стрекот цикад. Придерживая дверь рукой, я осторожно выглянул во двор. Никого. В темном небе висела луна – почти полная, желтая, как лимон. На нее наплывали обрывки черных облаков. Цикады вдруг разом умолкли, и стало тихо. Слишком тихо. Я смотрел в темноту на болотах, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Но там ничто даже не шевельнулось. Ничто не издало ни звука. Я подождал, пока глаза не привыкнут к темноте. В бледном свете луны трава на лужайке казалась серой. Чуть подальше чернели темные силуэты деревьев. Там уже начинались болота. Кто же скребся к нам в дверь? Может, теперь он прячется в темноте? Наблюдает за мной? Дожидается, пока я не закрою дверь, чтобы снова жутко завыть? – Грэди… закрой дверь. – Голос у Эмили был испуганным. – Грэди, ты что-нибудь видишь? А? – Нет, – отозвался я. – Только луну. Я вышел на заднее крыльцо. Воздух был жарким и влажным, больше похожим на пар – как в ванне после горячего душа. – Грэди, вернись. И закрой дверь. Эмили вся издергалась. Голос у нее дрожал. Я посмотрел на олений загон. Олени спокойно спали. Во всяком случае, ни один из них не шевелился. Горячий ветер прошелестел в траве. Снова застрекотали цикады. – Здесь есть кто-нибудь? – крикнул я и тут же почувствовал себя полным идиотом. Никого там не было. Никого. – Грэди… закрой дверь. Пожалуйста. Эмили потянула меня за рукав пижамной куртки. Она буквально втащила меня в кухню. Я закрыл дверь и запер ее на задвижку. Лицо у меня было мокрым от влажного ночного воздуха. Несмотря на жару, меня бил озноб. Колени дрожали. – Вид у тебя нездоровый, – заметила Эмили. – Совсем больной. – Она тревожно глянула на дверь поверх моего плеча. – Ты что-нибудь видел? – Нет. Ничего. Там темень такая – вообще ничего не видно. Даже при полной луне. – Что у вас тут за собрание? – раздался строгий голос у нас за спиной. Мы с Эмили и не заметили, как отец вошел в кухню. Теперь он стоял в дверях и поправлял ворот своей длинной ночной рубашки. Папа у нас принципиально не признает пижам. – Уже давно за полночь. Пытаясь понять, что происходит, он перевел вопрошающий взгляд с Эмили на меня, а потом снова на Эмили. – Мы слышали вой снаружи, – объяснила Эмили. – А потом кто-то скребся в кухонную дверь, – добавил я. Хоть я и старался держаться, меня всего трясло. – У тебя жар, – сказал папа, пристально глядя на меня. – Вот тебе и мерещатся всякие ужасы. Ты посмотри на себя. Ты же весь красный как помидор. И трясешься мелкой дрожью. Тебе надо измерить температуру. Впечатление такое, что ты весь горишь. Папа пошел в ванную, чтобы взять градусник. – Ничего ему не померещилось! – крикнула Эмили ему вдогонку. – Я тоже слышала. Папа остановился в дверях: – А вы не проверили, как там олени? – Я проверил. С оленями все в порядке, – ответил я. – Может быть, это был ветер. Или какой-нибудь зверь на болотах. В новом доме всегда плохо спится. Все эти незнакомые звуки… они раздражают и не дают заснуть. Но со временем вы привыкнете. Я никогда не привыкну к этому жуткому вою, упрямо подумал я. Но не стал ничего говорить, а просто пошел к себе в комнату. Папа измерил мне температуру. Чуть выше нормы. – Завтра ты будешь совсем здоровым, – сказал он и поправил мое одеяло. – Только давай мы с тобой договоримся: никаких больше блужданий по дому посреди ночи, ладно? Я что-то буркнул ему в ответ и тут же провалился в тяжелый сон. Мне снова приснился какой-то бред, тревожный и странный. Мне снилось, что я иду по болотам. И слышу все тот же зловещий вой. В просветах между ветвями деревьев проглядывает белый диск полной луны. Я побежал. И неожиданно оказался по пояс в воде – в густой и зеленой воде торфяного болота. А в темноте слышался вой. Он разносился протяжным эхом среди деревьев. А потом мутная жижа накрыла меня с головой, и я утонул в болоте. Когда я утром проснулся, сон не забылся сразу, как это обычно бывает. Я почти все помнил, но как-то смутно, нечетко. Я даже не был уверен, действительно ли этой ночью я слышал на улице вой или мне это только приснилось. Я встал с кровати и понял, что чувствую себя замечательно. В окно лился яркий свет солнца. На небе не было ни облачка. Погожее, ясное утро тут же заставило меня забыть о ночных кошмарах. «Интересно, – подумал я, – а Вил сегодня свободен? Может быть, мы с ним сходим на болота. Все интересней, чем дома сидеть». Я быстро оделся: натянул свои старые вылинявшие джинсы и черную с серебряным футболку баскетбольного клуба «Райдерс». (Я не болею за «Райдерс». Просто мне нравятся их цвета.) За завтраком я проглотил целую миску поджаренных хлопьев, разрешил маме потрогать мне лоб, чтобы она убедилась, что температуры нет, и поспешил на улицу. – Эй, погоди, – крикнула мама мне вслед. – Куда это ты собрался с утра пораньше? – Зайду за Вилом. Посмотрю, дома он или нет. Может, мы с ним погуляем или еще чего-нибудь сообразим. – Ну ладно. Только вы не особенно там беситесь. Ты же только-только после болезни. – Мама поставила на стол пустую кофейную чашку. – Обещаешь? – Ага. Я распахнул заднюю дверь, вышел во двор, прищурился от яркого света солнца и… заорал как резаный, когда громадное черное чудище с разбегу набросилось на меня и повалило на землю. 12 – Оно меня сцапало! – завопил я, когда чудовище опрокинуло меня на спину и вскочило мне на грудь. – Помогите! Оно… оно меня лижет! В лицо! Языком! Я был так напуган, что даже не сразу сообразил, что это никакое не чудище, а просто собака. Когда папа с мамой пришли в себя и бросились мне на помощь, чтобы стащить с меня эту псину, я уже хохотал вовсю: – Ой, прекрати! Щекотно! Уйди, слюнявый! Я вытер лицо обеими руками и поднялся на ноги. – Ты чей такой, пес? – спросила мама, обращаясь к лохматой зверюге. Они с папой еле-еле держали его вдвоем. Наконец это им надоело, и они отпустили его. Пес встряхнулся и радостно завилял хвостом. Его большой красный язык свисал едва ли не до земли. – Какой он здоровый! – воскликнул папа. – Наверное, наполовину овчарка. Я все еще вытирал с лица липкие слюни. – Он меня до смерти напугал, – признался я. – Так ведь, приятель? – Я протянул руку и погладил пса по голове. Тот еще пуще завилял хвостом. – Ты ему нравишься, – заметила мама. – Ага, так нравлюсь, что он едва меня не прикончил. Ты посмотри на него. Он, наверное, весит под сто килограмм. – Это ты скребся в дверь вчера ночью? – Эмили появилась в дверях. Она еще даже не переоделась, а так и была в своей длинной футболке, в которой обычно спит. – Кажется, страшная тайна ночного вторжения прояснилась. – Она сонно зевнула и убрала свои длинные волосы за спину. – Да, наверное. – Я встал перед псом на колени и начал чесать ему спину. Он повернул голову и снова лизнул меня в щеку. – Эй, перестань! – сердито прикрикнул я на него. – Он чей, интересно? – сказала мама, задумчиво глядя на пса. – Грэди, проверь-ка ошейник. Может, там есть имя и адрес владельца. Я зарылся пальцами в густую шерсть на широкой собачьей шее. – У него нет ошейника. – Может быть, он потерялся, – сказала Эмили. – И поэтому скребся к нам в дверь. – Да, – тут же выпалил я. – Ему надо где-то жить. Я умоляюще посмотрел на маму. Мама покачала головой: – Нам пока рано еще заводить собаку, Грэди. Мы только-только сюда переехали и… – Но мне очень нужен какой-нибудь зверь. Домашний зверь. – Я решил не отступать. – Здесь так одиноко. А собака – она замечательный друг. Она мне составит компанию. Это же здорово, мама. Правда, здорово. – У тебя вон олени – домашние звери, – нахмурился папа. Он повернулся к загону. Все шесть оленей стояли у самой решетки, настороженно поглядывая на пса. – С оленями не погуляешь! – горячо возразил я. – Тем более что ты собираешься их отпустить. – Может быть, это чья-то собака, – сказала мама. – Нельзя же тащить к себе всякого пса, который забредает к тебе во двор. И потом, Грэди, он очень большой. Слишком большой… – Пусть он оставит его себе, – сказала Эмили. У меня челюсть отвисла. Я ошалело уставился на сестру. Так вот, с ходу, я и не мог припомнить ни одного случая, когда мы с Эмили были на одной стороне в семейных спорах. Мама с папой еще немного поупирались, но в конце концов все согласились с тем, что это славный, добрый и ласковый пес, пусть даже и очень большой. И он действительно был на удивление ласковым для такой здоровенной зверюги. Как я ни отбрыкивался, он все равно норовил облизать мне лицо. Когда я в очередной раз пытался от него Увернуться, я повернул голову в сторону и увидел, что к нам направляется Вил. Сегодня он был в синей майке и синих велосипедных шортах. – Привет! – крикнул я ему, не дожидаясь, пока он подойдет. – Смотри, кого мы нашли! Я познакомил Вила с родителями. Эмили не было. Она убежала к себе одеваться. – Ты знаешь этого пса? – спросил папа у Вила. – Видел его когда-нибудь? Может быть, он у кого-то из здешних живет? Вил покачал головой. – Не-а. Не видел. Не знаю. – Он осторожно, как будто с опаской, погладил пса по голове. – Ты откуда, приятель? – спросил я у пса, глядя ему в глаза. Глаза у него были прикольные. Необычные. Синие-синие. Словно небо. – Он больше на волка похож, чем на собаку, – заметил Вил. – Да, и вправду похож, – согласился я. – Это ты вчера ночью по-волчьи выл? – спросил я у пса. Он попытался лизнуть меня в нос, но я вовремя увернулся. Потом я обратился к Вилу: – А ты не слышал этот вой вчера ночью? Жуткий такой… Вил покачал головой: – Нет. Я вообще, когда сплю, ничего не слышу. Меня вырубает мгновенно. А по утрам папа приходит ко мне с мегафоном и орет прямо в ухо. Иначе меня не разбудишь. Правда! Мы все рассмеялись. – Он действительно похож на волка, – задумчиво проговорила мама, пристально глядя на пса. – Волки не такие упитанные, – заметил папа. – Они худые, поджарые. И морда у них узкая. Он может быть помесью волка с собакой, но для данного географического региона это весьма сомнительно. – А давайте назовем его Волком, – предложил я с воодушевлением. – Самое подходящее для него имя. – Я поднялся на ноги и внимательно посмотрел на пса. – Ну что, Волк? Ты теперь будешь Волком. Нравится тебе имя? Волк! Пес навострил уши. – Видите?! Ему нравится! – воскликнул я. – Волк! Волк! Он подал голос: «Гав». – Ну что, оставляем его? – спросил я. Мама с папой переглянулись, и мама сказала: – Посмотрим. После обеда мы с Вилом пошли на болота. Мне было немного не по себе. Кошмарный сон про болота никак не шел у меня из головы. Но я старался об этом не думать. Мало ли что человеку приснится… День выдался ясным и жарким. Солнце палило нещадно. Я весь взмок, пока мы только шли по двору. Оставалось надеяться, что в лесу, в тени деревьев, будет хотя бы чуть-чуть попрохладней. Я в последний раз оглянулся на Волка. Он дремал на солнышке, лежа на боку и вытянув все четыре лапы вперед. Перед обедом мы его покормили – выдали целую миску обрезков бифштекса, оставшихся со вчерашнего ужина. Он смел все подчистую. Потом вылакал миску воды и завалился спать на травке у заднего крыльца. Мы с Вилом шли по тропинке, петляющей между стволами деревьев. В зарослях высоких цветов я заметил трех ярких бабочек с красивыми черно-оранжевыми крылышками. Я засмотрелся на них и сам не заметил, как наступил в мягкую мокрую грязь. Кроссовка тут же увязла. Когда я вытащил ногу, вся кроссовка оказалась облеплена мокрым песком. – А ты видел торфяное болото? – спросил Вил. – Оно такое… симпатичное. – Ага. Пойдем туда, – предложил я. – Покидаем в него всякие палки-ветки и поглядим, как они будут тонуть. – А как ты думаешь, там мог утонуть кто-нибудь из людей? – задумчиво проговорил Вил. Он прихлопнул комара у себя на лбу и почесал коротко постриженную макушку. – Может быть. – Я шел следом за Вилом. Тропинка свернула и вывела нас к зарослям высокого камыша. – А ты считаешь, там действительно можно утонуть, как в трясине? – Мой отец говорит, что здесь нет никаких трясин, – отозвался Вил. – А я уверен, есть, – возразил я. – Я думаю, что кто-нибудь мог случайно упасть в торфяное болото, увязнуть там и утонуть. И если мы раздобудем удочку, мы, может быть, вытащим их истлевшие кости. – Ну у тебя и приколы, – заметил он. Мы шли по ковру мягких гниющих листьев. Они противно скрипели у нас под ногами. Тропинка нырнула в тенистые заросли корявых пальм и вывела нас к торфяному болоту. Вил неожиданно остановился. – Тише. – Он поднес палец к губам. Я прислушался и услышал шаги. – Прямо у нас за спиной. Мы с Вилом застыли на месте, напряженно прислушиваясь. Шаги приближались. Вил испуганно уставился на меня. – Кто-то за нами идет, – прошептал он. – Болотный отшельник! 13 – Быстрее… прячемся. – Я пихнул его в бок. Вил нырнул в густые заросли высокой травы. Я хотел было забраться туда же, но там не было места для нас двоих. Я заметался, пытаясь найти хоть какое-нибудь подходящее укрытие. Причем я боялся встать. И ползал на четвереньках. Наверное, со стороны это выглядело ужасно смешно. Но мне было совсем не до смеха. Шаги стали громче. Они приближались. Я заполз в заросли ежевики. Нет. Здесь не укрыться. Папоротники на другой стороне тропинки были совсем-совсем низкими. Там тоже не спрячешься. Шаги приближались. И быстро. – Прячься! Быстрее! – подгонял меня Вил. Но спрятаться было негде. Да и времени не оставалось… Я поднялся на ноги. Пропадать, так с музыкой. И в этот миг из-за поворота тропинки показался наш таинственный преследователь. – Волк! – завопил я. Увидев меня, пес завилял хвостом, радостно залаял и… прыгнул. – Нет! – крикнул я. Но было уже поздно. Пес со всего маху ткнулся передними лапами мне в грудь. Я потерял равновесие и упал в траву. Прямо на Вила. – Эй, осторожнее, – выдавил он, сбросил меня с себя и поднялся на ноги. Волк заливался радостным лаем. Он едва не расплющил меня по земле, пытаясь облизать мне лицо. – Волк, фу! Перестань! – Мне все-таки удалось выбраться из-под лохматой громадины. Я принялся отряхивать джинсы от налипших на них листьев. – Волк, ты достал со своими облизываниями. Ты уже не щенок, а большой умный пес. Пора избавляться от этих щенячьих замашек. Опять ты меня обслюнявил. – Интересно, а как он нас нашел? – Вил вытащил какую-то длинную колючку из своих велосипедных трусов. Как она ему не вонзилась… не скажу куда. – Наверное, по запаху. – Я посмотрел на Волка, который радостно пыхал, вывалив язык, и вилял хвостом так, что казалось, он сейчас оторвется. – У собак вообще нюх хороший. – Ладно, пойдем уже. А то мы сегодня не доберемся до этого торфяного болота, – нетерпеливо проговорил Вил и направился дальше. Он шел первым по узкой тропинке, но Волк обогнал его в два прыжка, едва не сбив с ног, и побежал впереди. – Волк ведет себя так, как будто знает, куда идти, – удивленно заметил я. – Может быть, он уже был здесь раньше, – отозвался Вил. – Возможно, он болотный пес. – Может быть, – пробурчал я задумчиво, глядя на Волка, бегущего впереди. «Откуда ты взялся, пес? – думал я про себя. – Похоже, что здесь на болотах ты себя чувствуешь как дома». Вскоре мы вышли к торфяному болоту. Я встал почти у самого края воды, вытер рукой пот со лба и стал разглядывать овальное озерцо. Зеленая вода искрилась на солнце. У самой ее поверхности носились тысячи белых мошек, которые поблескивали на свету, точно крошечные алмазы. Вил поднял с земли тонкую ветку. Разломал ее на две половинки и зашвырнул одну половинку в торфяник. Веточка ударилась о воду, но без всплеска, а скорей с глухим плюхом. И осталась лежать на поверхности. Она не утонула. – Ничего себе, – выдохнул я. – Давай попробуем что-нибудь потяжелее. Я огляделся, ища глазами какую-нибудь подходящую корягу или камушек, но меня отвлекло чье-то глухое рычание. Я резко обернулся на звук и с удивлением обнаружил, что рычал Волк. Он стоял весь напряженный, низко склонив к земле свою большую лохматую голову. Он как будто готовился отразить нападение или наброситься на врага. Он угрожающе скалил зубы. И глухо рычал. – Кажется, он почуял опасность, – прошептал Вил. Волк опять угрожающе зарычал, обнажив острые зубы. Шерсть у него на спине встала дыбом. Лапы подрагивали от напряжения, как бывает, когда собака готовится к атаке. Раздался треск веток под чьими-то тяжелыми шагами. Я испуганно поднял глаза. В высокой траве на другой стороне торфяника мелькнула какая-то серая фигура. – Кто… кто это? – выдавил Вил. Я тупо смотрел вперед, не в силах выговорить ни слова. – Это он? – спросил Вил со страхом в голосе. – Да. Это он, – выдохнул я. – Болотный отшельник. Я быстро плюхнулся на колени, очень надеясь, что теперь меня не будет видно с той стороны пруда. Но может быть, он уже нас заметил? Возможно, он с самого начала был там – на той стороне пруда – и видел, как мы подошли? Вил как будто прочел мои мысли. – Он что, шпионил за нами, этот ненормальный? – проговорил он то ли испуганно, то ли возмущенно. И тоже упал на землю. Волк издал грозный рык. Он так и застыл в своей боевой стойке, готовый к атаке. Я опустился на четвереньки и подобрался поближе к нему. Рядом с Волком мне было как-то спокойнее. Я очень надеялся, что в случае чего он меня защитит. Я наблюдал за тем, как болотный отшельник пробирается через заросли высокой травы. Его длинные белые волосы были взлохмачены и топорщились во все стороны. Он то и дело оглядывался на ходу. Словно для того, чтобы убедиться, что никто не идет за ним по пятам. За плечом он нес какой-то бурый мешок. Он неожиданно остановился и посмотрел в нашу сторону. Я распластался по траве, стараясь спрятаться за Волком. Сердце у меня билось так, что казалось, сейчас разорвется. Волк даже не шелохнулся. Хотя теперь он уже не рычал. Он просто стоял, навострив уши и скаля зубы. Даже с такого приличного расстояния я разглядел какие-то темные пятна на серой рубахе болотного отшельника. Что это? Кровь? У меня по спине побежали мурашки. Волк застыл, как изваяние, и смотрел прямо вперед. Я думал, что просто умру от страха. Но болотный отшельник спокойно пошел себе дальше и вскоре скрылся из виду в высокой траве. Но мы все равно слышали звук его тяжелых шагов – треск веток и шорох листьев. Волк встряхнулся, как будто освобождаясь даже от воспоминаний о болотном отшельнике. Он разом расслабился и даже слегка завилял хвостом. Он тихонечко заскулил, словно хотел сказать мне, как сильно он испугался. – Все хорошо, псина. – Я протянул руку и погладил его по голове. Он прекратил скулить и лизнул мне ладонь. – Какой он все же противный и жуткий, – сказал Вил, медленно поднимаясь на ноги. – Он даже пса напугал. – Я снова погладил Волка по голове. – Интересно, а что у него было в мешке? – Наверное, чья-нибудь отрезанная голова. Я рассмеялся. Думал, он шутит. Но нет. Когда я увидел, что Вил весь белый от страха, я тут же заткнулся. – Все говорят, что он вполне мирный и безобидный, – сказал я уже серьезно. – Да у него вся рубаха была в крови. – Вила аж передернуло. Он нервно пригладил ладонью свою коротко подстриженную макушку. Солнце скрылось за облаками, и сразу же стало сумрачно и как-то даже уныло. Длинные тени легли на зеленую воду торфяника. Веточки, которую Вил бросил в болото, больше не было видно. Она все-таки утонула в густой мутной жиже. – Пойдем домой, – предложил я. – Пойдем, – тут же согласился Вил. 14 Я позвал Волка, который увлеченно обнюхивал камыши. Он нехотя оторвался от своего занятия, и мы побрели обратно. По той же самой тропинке, петляющей в зарослях. Поднялся ветерок. Он прошелся по кронам деревьев, и листья гулко зашелестели. Всколыхнулись зеленые листья папоротников. Тени сгустились. Теперь Волк решил пойти сзади. Я слышал, как шуршат листья под его мощными лапами. Как шелестит трава и трещат кусты, когда он ломится прямо сквозь заросли. Мы уже почти дошли до того места, где кончались деревья и начинался открытый луг, который переходил прямо в лужайку на нашем заднем дворе. Еще минут пять – и мы выберемся из болот. Но тут Вил неожиданно остановился. Его глаза расширились от страха. Он открыл рот, но не сумел выдавить из себя ни слова. Я проследил за направлением его взгляда… Сдавленно вскрикнул и зажмурил глаза, чтобы не видеть этого жуткого и отвратительного зрелища. 15 Наконец я открыл глаза. Не мог же я вечно стоять так, зажмурившись, и надеяться в тайне, что мне это все померещилось. – Что это? – выдавил Вил, с ужасом глядя на груду окровавленных перьев и разодранного мяса. Я даже не сразу сообразил, что это птица. Большая птица. Ее было трудно узнать в этой разорванной в клочья туше. Длинные белые перья были разбросаны по земле. Из вспоротого живота вывалились все внутренности. Все вокруг было залито кровью. – Это болотный отшельник! – закричал Вил. – Что? – тупо переспросил я. Я отвернулся и изо всех сил постарался забыть то, что видел. – Вот почему у него вся рубаха была в крови! – заключил Вил. – Но зачем ему было рвать птицу на части? – спросил я с дрожью в голосе. – Потому что… потому что он просто чудовище! – Никакое он не чудовище. Обычный старик. Ну, может, немножечко странный… Живет себе на болотах, один. Никого не трогает. – Я даже не знаю, кого я хотел убедить, Вила или себя. – Это не он, Вил. Это какой-то зверь. Посмотри. – Я указал на мертвую птицу. Повсюду вокруг виднелись следы звериных лап, хорошо отпечатавшиеся в мягкой земле. – На собачьи следы похоже, – заметил я. – Собаки не рвут птиц на части, – тихо проговорил Вил. В эту секунду из зарослей травы вынырнул Волк. Он подбежал к мертвой птице и собрался ее обнюхать. – Волк, фу. Отойди, – прикрикнул я. – Отойди. Не трогай. Я оттащил его назад, обеими руками вцепившись в шерсть у него на шее. – Пойдем домой, – сказал Вил. – Нечего тут стоять и на это смотреть. После такого я ночью вообще не засну. Или засну, но тогда мне приснится кошмар. Точно приснится. Мне пришлось тащить Волка за собой. Он все норовил вырваться и обнюхать птицу. Мы сошли с тропинки, чтобы не наступить на кровь. Потом мы вновь вернулись на тропинку и поспешили к краю болот. За всю дорогу мы не произнесли ни слова. Наверняка находились под впечатлением увиденного. И впечатление, надо сказать, было тягостное. Когда мы выбрались на лужайку, я сказал Виду «пока» и поспешил домой. Вил тоже едва ли не бегом бросился к своему дому. Волк, дурачась, рванулся ему вдогонку, но передумал и вернулся ко мне. Облака разошлись, и вновь показалось солнце. И хотя уже близился вечер, еще было очень светло. Я даже прищурился с непривычки, ведь на болотах весь день было сумрачно. Я увидел, что папа возится в оленьем загоне – что-то прилаживает там к стене, – и поспешил к нему. – Привет, пап. Он оторвался от своего занятия и повернулся ко мне. Он был в джинсовых шортах и желтой майке. А на голову он напялил бейсболку, повернув ее козырьком назад. – Как дела, Грэди? – Мы с Вилом видели мертвую цаплю, – выдохнул я. Я никак не мог отдышаться, ведь последнюю часть пути мы с Вилом почти что бежали. – Где? На болотах? – полюбопытствовал папа безо всякого интереса. Скорее из вежливости. Он снял бейсболку, вытер рукой пот со лба и снова надел, только теперь козырьком вперед. – Папа, ее разорвали на части! – Такова жизнь в дикой природе, – невозмутимо отозвался он. Он наклонился к ближайшему оленю и приподнял над землей его переднюю ногу, чтобы рассмотреть копыто. – Ты же знаешь, Грэди. В природе случаются всякие вещи. Иногда очень жестокие, на наш человеческий взгляд. Я же тебе объяснял про теорию выживания. Выживает сильнейший, и все такое. – Нет, папа. Это совсем другое, – с жаром проговорил я. – Эта цапля… ее разорвали надвое. Я хочу сказать, как будто кто-то взял ее и… – Наверное, какая-нибудь другая птица. – Папа внимательно изучал оленье копыто. Я вообще удивляюсь, как он еще слышал, что я ему говорю. – Большая хищная птица. Это могла быть… – Мы видели болотного отшельника, – перебил его я. – У него вся рубаха была в крови. А рядом с цаплей было полно следов. Звериных следов. – Грэди, ты успокойся. – Папа наконец отпустил ногу оленя и повернулся ко мне. – Если ты собираешься часто ходить на болота, тогда лучше сразу готовься к тому, что там ты увидишь много чего такого, что покажется тебе неприятным и страшным. Только не надо воображать себе всякие ужасы. Я знаю, воображение у тебя богатое. – Вил сказал, что это сделало какое-то чудовище! – воскликнул я. Папа нахмурился и почесал макушку прямо через бейсболку. – Я смотрю, у твоего нового друга тоже богатое воображение, – тихо заметил он. Родители разрешили, чтобы Волк ночью спал у меня в комнате. Я ужасно обрадовался. Когда с тобой в комнате спит здоровенный пес, ты себя чувствуешь гораздо спокойнее. Как я ни старался, но не сумел выкинуть из головы этот противный и страшный образ разодранной в клочья цапли. Он так и стоял у меня перед глазами. Я смотрел телевизор до ужина. После него мы с Эмили засели играть в шахматы. Но чем бы я ни занимался, я вновь и вновь вспоминал эту груду растерзанного мяса и окровавленных белых перьев. Вот почему я обрадовался, что Волк будет спать со мной. – Ты ведь меня защитишь, если что, правда, пес? – прошептал я ему с кровати. Он устроился на коврике рядом с кроватью. Когда я к нему обратился, он тихонечко рыкнул. Свет полной луны лился в окно и падал прямо на Волка. Я увидел, что он лежит, опустив голову на передние лапы. Кажется, он уже засыпал. Я тоже закрыл глаза и почти мгновенно заснул. Не знаю, сколько я спал. Но посреди ночи меня разбудил страшный грохот. Я рывком сел на постели. Поначалу я вообще ничего не соображал, но потом понял, что грохот донесся из гостиной. Кто-то вломился к нам в дом! 16 Грабитель?! Я встал с кровати и на цыпочках подошел к двери. Сердце бешено колотилось в груди. Я встал у двери, не решаясь выглянуть в коридор. Снова раздался грохот. Потом шаги. – Кто… кто здесь? – выдавил я. Это был даже не шепот, а сдавленный хрип. Я открыл дверь, вышел в темный коридор и, распластавшись по стенке, направился в гостиную. – Кто здесь? – выкрикнул я уже чуть увереннее. Мама, папа и Эмили тоже вышли из своих комнат. Так что в коридоре мы все и встретились. Даже в темноте я сумел разглядеть, что все они растеряны и напуганы. Я первым вошел в гостиную. Там было не так темно, как в коридоре – в большое окно лился бледный свет полной луны. – Эй! Есть тут кто? – позвал я. И тут я увидел Волка. Я сначала даже не понял, что происходит. Он бросился прямо на окно. Его мощные плечи глухо ударились о стекло. – Волк, прекрати! – заорал я. Теперь я понял, что это был за ужасный грохот, который меня разбудил. Волк опрокинул журнальный столик, а заодно и торшер, который стоял у окна. – Он… он пытается выйти на улицу, – пробормотал я. Папа положил руку мне на плечо: – Ну он тут и устроил… похоже, торшер разбил. Волк снова набросился на окно. – Волк, прекрати! – прикрикнул я. Он повернулся ко мне, тяжело дыша. В лунном свете его глаза отсвечивали красным блеском. – Чего он так рвется на улицу? – спросила Эмили. – Если он будет такое устраивать каждую ночь, мы не сможем держать его в доме, – сказала мама. Волк наклонил голову и возбужденно зарычал. Его длинный хвост стоял дыбом. – Откройте кто-нибудь дверь. Пусть он выйдет. – Голос у мамы был хриплым со сна. – Пока он не разнес весь дом. Папа пошел в коридор и открыл переднюю дверь. Волк мгновенно сорвался с места, в три прыжка добрался до выхода и выскочил на улицу, едва не сбив папу с ног. Я подошел к окну, чтобы посмотреть, что он будет делать. Но пес уже скрылся за домом. Как я понял, он побежал на задний двор. И тут до меня дошло, куда он так рвался. – По-моему, он побежал на болота. – Он ломился прямо в окно, – сказала мама. Эмили включила свет. – Он такой сильный… он мог и стекло разбить, – тихо проговорила она. Папа закрыл дверь и запер ее на замок. Потом зевнул и повернулся ко мне: – Ты понял, что это значит, Грэди? Я так и стоял у окна, засмотревшись на полную луну. – Нет. А что это значит? – Отныне и впредь Волк будет спать на улице. – Папа нагнулся и принялся собирать с пола осколки торшера. – Но, папа… – начал было я, но он не дал мне договорить. – Такого большого и беспокойного пса просто нельзя держать в доме, – заявил он тоном, не терпящим возражений, и протянул собранные осколки Эмили. Потом он поднял опрокинутый столик и поставил его на место. – Волк не нарочно разбил торшер, – сказал я, хотя и сам понимал прекрасно, что родителей уже все равно не переубедишь. – Скоро он все разобьет, что только можно разбить, – сказала мама. – Просто он очень большой для дома, – добавил папа. – Пусть он лучше живет на улице. – А почему он так рвался на улицу? – настойчиво повторила Эмили. – Может быть, он привык спать на открытом воздухе, – сказал папа и повернулся ко мне. – Там ему будет лучше, чем в доме. Правда, Грэди. – Ага. Может быть, – угрюмо пробормотал я. Мне очень хотелось, чтобы Волк спал у меня в комнате. Но я уже понял, что теперь мне в жизни не уговорить родителей, чтобы они разрешили держать Волка в доме. Они у меня такие… Уж если они что решили, переубедить их уже невозможно. Хорошо еще, что Волк вообще остался у нас. Я достал из шкафа пылесос. Папа включил его и собрал с ковра мелкие осколки торшера. А я все думал про Волка. Я так и не понял, что на него нашло. Он как будто взбесился… Но вот с чего бы? Когда папа закончил, я отнес пылесос обратно в шкаф. – Ну что, пойдем спать? – Мама зевнула и потянулась. – Надеюсь, теперь мы будем спать спокойно. Как же она ошибалась! 17 Я только-только заснул, как снаружи раздался вой. Все тот же жуткий зловещий вой. Сначала я думал, что мне это снится. Но когда я открыл глаза, вой не прекратился. Все еще в полусне я натянул одеяло до самого подбородка и замер, прислушиваясь. Вой раздавался так близко. Как будто под самым моим окном. И он был совсем не похож на звериный вой. Уж слишком он был угрожающим, слишком сознательным. Почти человеческим… Хватит выдумывать всякие ужасы, твердил я себе. Наверняка это волк. Не наш Волк, а самый обычный волк. Какой-нибудь болотный. Бывают же, наверное, болотные волки. У меня вдруг мелькнула мысль, что это может быть и наш Волк. Это была очень упорная мысль. Она возвращалась опять и опять. Но я столь же упорно гнал ее прочь. С чего бы собаке так выть? Собаки обычно лают. И воют, конечно, тоже. Но только когда им совсем-совсем плохо. Я закрыл глаза. Мне так хотелось, чтобы этот пугающий вой затих. И он вдруг замер. Я прислушался. Тишина. А потом раздался быстрый топот ног. И какая-то непонятная возня, как будто сцепились два крупных зверя. Короткий испуганный вскрик. И опять тишина. Я вдруг понял, что все эти звуки доносились с нашего заднего двора. Сон как рукой сняло. Я соскочил с кровати и подлетел к окну. Полная луна поднялась высоко в небо. В ее ярком свете зеленая трава на заднем дворе казалась серебристо-белой. Роса искрилась прозрачными огоньками. Прислонившись лбом к стеклу, я пытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте на болотах. И я увидел… увидел такое, что у меня перехватило дыхание. Какая-то черная тень – силуэт, едва различимый во тьме – неслась к деревьям. Это было большое животное. И бежало оно на четырех лапах. Я не сумел разглядеть, кто это был. Я только понял, что это действительно крупный зверь. И что бежит он на удивление быстро. А потом он завыл. Только теперь в этом вое слышалась не угроза. Скорее – свирепая радость. Кто это был? Неужели Волк, то есть наш Волк?! Я все вглядывался в деревья у края болот, хотя непонятный зверь уже скрылся во тьме. Видны были лишь черные силуэты стволов. Но вой все еще слышался в темноте. Он становился то тише, то громче. Может быть, это все-таки Волк? Да нет… вряд ли Волк. Вряд ли. Я опустил глаза. И едва не подскочил на месте. Потому что прямо посередине двора… в нескольких метрах от оленьего загона… что-то такое лежало. Сначала мне показалось, что это куча каких-то тряпок. Я распахнул окно. Почему-то у меня дрожали руки. Мне надо было пойти посмотреть, что там лежит. Сам не знаю почему, но я вдруг понял, что не успокоюсь, пока не узнаю, что там такое. Я перелез через подоконник и осторожно спрыгнул в мокрую от росы траву. Трава была очень холодной, и у меня сразу озябли ноги. Ведь я был босиком. Первым делом я заглянул в олений загон. Все шесть оленей стояли у ближней к дому стены, сбившись в тесную кучку. Они были явно чем-то напуганы. Пока я шел по двору, они все, как один, провожали меня настороженным взглядом. Что там лежит, интересно? В серебристом и зыбком свете луны трудно было разглядеть эту штуку издали. Куча каких-то старых тряпок? Но с чего бы здесь взяться тряпкам? Нет. Это что-то другое. Но что? 18 Трава была мокрой и очень холодной. Воздух был вязкий и неподвижный. В нем ощущалась душная тяжесть. Я все думал, что там такое лежит… А когда я наконец это увидел, меня едва не стошнило. Правда. Я зажал рот обеими руками и с трудом проглотил противный комок, подступивший к горлу. Наверное, я бы заорал. Если бы не боялся открыть рот. Потому что это был кролик. Вернее, то, что осталось от кролика. Его черные глазки-пуговки застыли в предсмертном ужасе. Одно ухо было оторвано. Из распоротого брюшка вывалились все внутренности. Я заставил себя отвернуться. Меня все еще мутило. Я бегом вернулся к дому и залез к себе в комнату через окно. А когда я закрывал окно, я снова услышал вой. Ликующий и свирепый вой хищника, напившегося крови жертвы. …После завтрака я повел папу на задний двор, чтобы показать ему убитого кролика. Солнце еще только-только поднялось над горизонтом, но уже было жарко. Когда мы с папой вышли на крыльцо, из-за угла дома вырулил Волк. Он радостно завилял хвостом и накинулся на меня с таким неподдельным восторгом, как будто не видел меня целый год. Он ударил передними лапами мне в грудь и едва не опрокинул меня на землю. – Нет, Волк! Прекрати! – закричал я, смеясь и уворачиваясь. Он опять норовил облизать мне лицо. – Твой пес – убийца, – раздался у меня за спиной напряженный голос. Я обернулся. Это была Эмили. Она вышла на крыльцо следом за нами. Сегодня сестра была в белых теннисных шортах и красной футболке. Она остановилась на нижней ступеньке и стояла теперь, скрестив руки на груди и неодобрительно глядя на Волка. – Посмотрите, что он сотворил с этим несчастным кроликом. – Эмили, перестань, – сказал я и погладил пса по голове. – Кто сказал, что это Волк? – А кто еще стал бы потрошить кролика?! – возразила мне Эмили. – Он убийца. – Никакой он не убийца, – разозлился я. – Он добрый и ласковый пес. Вот смотри. – Я положил руку в пасть Волку. Он осторожно ее прикусил, так, чтобы не сделать мне больно. – Но в нем мог проснуться инстинкт охотника, – задумчиво проговорил папа. Он оторвал взгляд от мертвого кролика и посмотрел на олений загон. Я видел, что он не на шутку встревожен. Олени стояли у самой дальней стены загона, сбившись в тесную кучку, и настороженно поглядывали на Волка. Они следили за каждым его движением. – Хорошо, что они в загоне за крепкой сеткой, – тихо проговорил папа. – Там им безопасней. И мне спокойней. – Папа, мы не можем держать у себя этого пса. – В пронзительном голосе Эмили слышались нотки истерики. – Надо избавиться от него. И поскорее. – Ну нет! – возмутился я, сердито глядя на сестру. – Как ты докажешь, что это Волк?! – Я тоже начал кричать. Но меня можно было понять. Я действительно был возмущен и обижен до глубины души. – Никак не докажешь! Вот и не обвиняй его! – А ты никак не докажешь, что это не он, – парировала Эмили. – Я знаю, что это не он! – Я окончательно распсиховался. – Ты разве не слышала вой вчера ночью? Такой ужасный и злобный вой. И это была не собака. Так собаки не воют. – Тогда кто это был? – спросила Эмили. – Я тоже слышал, как кто-то выл на болотах. – Папа встал между мной и Эмили. Как будто боялся, что мы подеремся. – Мне показалось, что это был волк. Или койот. – Вот видишь?! – крикнул я прямо в лицо Эмили. – Но в этих краях ни койоты, ни волки не водятся, – продолжал папа, повернувшись в сторону болот. Эмили так и стояла, скрестив руки на груди. Она посмотрела на Волка, и ее аж передернуло. – Надо избавиться от него, папа. Он опасен. Папа протянул руку и потрепал Волка по загривку. Потом почесал ему под подбородком. Волк лизнул ему руку. – Просто надо за ним присматривать повнимательнее, – сказал он. – Он вроде бы добрый и ласковый. Но по большому счету мы про него ничего не знаем. Поэтому будем с ним поосторожнее, ладно? – Уж я-то точно буду поосторожнее. – Эмили прищурилась, глядя на Волка со страхом и неприязнью. – Я вообще собираюсь держаться подальше от этого чудовища. На двадцать шагов к нему не подойду. – Она резко развернулась и убежала обратно в дом. Папа пошел в сарай – взять лопату и ящик, чтобы убрать и отнести на помойку мертвого кролика. Мы остались с Волком вдвоем. Я опустился на колени и обнял пса за шею. – Никакое ты не чудовище, правда, псина? – прошептал я ему на ухо. – А Эмили просто придурочная. Ты не чудовище. Ты хороший и добрый пес. Это не ты убил кролика. И это не ты вчера ночью бежал на болота. Правда? Волк поднял голову и внимательно посмотрел на меня своими синими глазами. У него был такой умный взгляд… Он как будто пытался мне что-то сказать. Знать бы только, что именно. 19 В ту ночь я не слышал никакого воя. Посреди ночи я проснулся и выглянул в окно. Папа соорудил Волку спальный загончик на заднем дворе, но сейчас Волка там не было. Куда-то он убежал. Может быть, на болота. Но я за него не волновался. Я знал, к утру он вернется и встретит меня во дворе с такой бурной радостью, как будто мы с ним не виделись тысячу лет. Утром, сразу же после завтрака, я взял большой пакет с сухой собачьей едой и направился во двор кормить Волка. И тут подошел Вил. Вчера мы с ним договорились, что встретимся утром. Сегодня он был в синей спортивной майке и черных велосипедных трусах. А на голове у него была желто-зеленая кепка с эмблемой местного лесничества. – Привет! Как дела? – спросил он. – Да так, ничего. – Я засыпал корм Волку в миску. Пес тут же уткнулся в нее мордой и принялся громко чавкать. Я завернул верх пакета с собачьей едой и потащил его обратно в кухню. Оставив пакет у дверей, я вернулся к Виду. – Может, пойдем прогуляемся, – предложил он, наблюдая за тем, как Волк безжалостно расправляется с завтраком. – На болота. – Пойдем. Я быстро сбегал на кухню сказать маме с папой, что мы с Видом идем гулять. Когда я вернулся во двор, Вил уже шагал через луг. Я поспешил за ним. Волк увязался за нами. То есть я так говорю: увязался. На самом деле он убежал далеко вперед, а потом встал, дожидаясь нас. Когда мы его догнали, он опять побежал вперед. Потом снова дождался нас и слегка приотстал. Так он и носился туда-сюда, то вперед, то назад. Временами он отбегал в сторону и валялся в высокой траве, подставляя лохматое пузо теплому солнышку. – Ты слышал про мистера Уорнера? – вдруг спросил Вил. Он сорвал на ходу травинку и взял ее в рот. – Про кого? – Про Эда Уорнера. – Вил держал травинку в зубах, и поэтому его голос звучал еще глуше, чем обычно. – Ты, как я понимаю, еще не успел познакомиться с Уорнерами. Они живут в самом последнем доме. – Вил обернулся и показал пальцем, где именно. – А что с ним случилось? – спросил я, едва не налетев на Волка, который в очередной раз с радостным лаем бросился мне под ноги. – Он пропал, – сказал Вил, покусывая травинку. – Вчера вечером он не вернулся домой. – Откуда не вернулся? – Я невольно оглянулся на дом Уорнеров. Воздух, нагретый солнцем, подрагивал и рябил, и поэтому казалось, что дом расплывается, как картинка на неисправном телевизоре. – С болот, – угрюмо проговорил Вил. – Утром миссис Уорнер звонила моей маме. Сказала, что вчера вечером мистер Уорнер ушел на охоту. Он любит поохотиться на диких индеек. Пару раз он меня брал с собой. Он классно охотится. Видел бы ты, как он гоняет индеек! А подстреленных птиц он подвешивает вверх ногами на стене у себя в кабинете. – Правда? – ошарашено переспросил я. Ну и привычки у этого дяденьки… тащить в дом мертвых птиц, да еще на стену их вешать… – Ну да. Как трофеи, – продолжал Вил. – В общем, вчера вечером мистер Уорнер пошел на болота. И не вернулся. – Жуть какая, – прошептал я. Волк уже добежал до деревьев у края болот и остановился там, поджидая нас с Вилом. – Может быть, он заблудился. – Он не мог заблудиться, – с жаром проговорил Вил. – Кто угодно, но только не мистер Уорнер. Он здесь живет уже много лет. Он самым первым сюда приехал. Мистер Уорнер не мог заблудиться на болотах. Он их знает как свои пять пальцев. – А может, его сожрал волк. Волк-оборотень, – раздался у нас за спиной незнакомый голос. 20 Мы с Вилом испуганно обернулись и увидели девочку примерно нашего возраста. У нее были огненно-рыжие волосы, собранные в длинный хвост на боку, и глаза, как у кошки: зеленые-зеленые. Курносый нос. Лицо все в веснушках. И одета она была ярко: в линялые красные джинсы и желтую футболку с большим и зеленым ухмыляющимся крокодилом. – Касси, что ты тут делаешь? – насупился Вил. – Иду за вами. – Она скорчила ему рожу и повернулась ко мне. – А ты тот новый мальчик. Грэди, да? Вил про тебя рассказывал. – Привет. – Вообще-то я не робею перед девчонками, но тут почему-то смутился. – Вил мне говорил, что здесь есть еще девочка нашего возраста. Но ничего особенного он не сообщил. – А чего про нее рассказывать? – буркнул Вил. – Девчонка, она девчонка и есть. – Он явно дразнился, но Касси ничуть не обиделась. Наверное, привыкла. Или просто ей было до лампочки. – Меня зовут Касси О'Рурк. – Она быстро вскинула руку и выхватила травинку изо рта у Вила. – Эй! – Он хотел в шутку треснуть ее по голове, но промахнулся. – А что ты там говорила насчет волка-оборотня? – спросил я. – Только не надо про оборотней. – Вил едва ли не взвыл. Он страдальчески закатил глаза. – Не могу больше выслушивать весь этот бред. – Ты просто боишься, – сказала Касси. – Ничего я не боюсь. – Кажется, Вила задело ее замечание. – Просто это все глупости. Детские сказки. Мы уже вошли в лес у края болот. Здесь было, как всегда, сумрачно. Свет солнца сочился сквозь густую листву столбами желтого сияния, в которых плясали тучи мелких мошек. Там, где свет не проникал, лежала густая тень. – Здесь на болотах живет волк-оборотень, – сказала Касси, почему-то понизив голос. – Ага, – язвительно подхватил Bin. – А у меня сейчас вырастут крылышки, и я улечу на Марс. – Заткни варежку, Вил, – огрызнулась Касси. – Вот Грэди совсем не считает, что это глупости. Правда, Грэди? Я пожал плечами: – Не знаю. Вообще-то я в оборотней не верю. Вил рассмеялся. – А Касси у нас во все верит. Даже в пасхального кролика. Или в Деда Мороза. Касси со всей силы треснула его кулаком по плечу. – Эй, полегче! – Вил аж покачнулся. – Ты что, рехнулась?! – Там был комар, – невозмутимо проговорила Касси. – Здоровенный такой комар. Я его прибила. Видишь, вот труп. Вил посмотрел на свое плечо. – Ничего я не вижу. Касси, ты достала уже со своими приколами. Мы брели по извилистой тропинке. Вчера вечером прошел дождь, и земля вся размокла и превратилась в мягкую грязь, по которой скользили ноги. – Я слышал, как кто-то воет по ночам. Жуткий такой вой… Ты не слышала? – спросил я у Касси. – Это оборотень. Волк-оборотень, – тихо проговорила она и пристально посмотрела мне в глаза. – Я не шучу, Грэди. Правда. Так звери не воют. А люди тем более. Так воет оборотень, когда он кого-нибудь убивает. Вил рассмеялся: – Ну ты, Касси, даешь. Насмотрелась, наверное, фильмов ужасов. Тебе вредно такое смотреть, у тебя крыша едет. – Жизнь гораздо страшнее любого фильма, – прошептала Касси. – Слушай, хватит уже. А то я сейчас задрожу от страха, – съязвил Вил. Касси не стала ему отвечать. – Но ты-то мне веришь? – спросила она, по-прежнему глядя мне прямо в глаза. – Не знаю. Мы добрались до торфяника. Здесь воздух был очень сырым и каким-то тяжелым. Ветра не было, и высокие камыши на той стороне болота стояли неподвижно. Вода тихонько бурлила и булькала. Две громадные мухи плясали в воздухе у самой поверхности темно-зеленого цвета. – Оборотней не бывает, Касси, – пробормотал Вил. Он огляделся, ища глазами что-нибудь подходящее, что можно будет швырнуть в болото. – Разве что ты у нас оборотень. Единственный экземпляр, чудо природы. – Он хохотнул, очень довольный своей шуткой. Касси закатила глаза: – Очень смешно. Она громко щелкнула зубами, как будто собиралась укусить Вила за нос. На той стороне болота послышалось какое-то шуршание. Камыши всколыхнулись, хотя ветра по-прежнему не было. А потом камыши разошлись, и из зарослей показалась лохматая морда Волка. – А какой он, волк-оборотень? – продолжал Вил, ехидно поглядывая на Касси. – Весь рыжий такой и в веснушках? Ему явно хотелось ее поддеть. Но Касси, похоже, его и не слышала. Ее зеленые глаза расширились от ужаса. Она вся побледнела, так что даже веснушки почти исчезли. Я в жизни не видел, чтобы человек был так сильно напуган. – Вот он… волк-оборотень, – выдавила она и показала пальцем. У меня по спине пробежал холодок. Я повернулся в ту сторону… и сам застыл в ужасе. Потому что Касси показывала прямо на Волка! 21 – Нет! – воспротивился было я. Но тут до меня дошло, что Касси показывает не на Волка, а на какую-то согбенную фигуру, которая двигалась в высоких зарослях камыша позади пса. Болотный отшельник! Он шел быстрым шагом, слегка наклонившись вперед. При каждом шаге его взлохмаченная голова покачивалась вверх-вниз. Когда он появился в небольшом просвете среди зарослей, я понял, почему он идет согнувшись. Он нес за спиной какой-то мешок. Волк зарычал. Болотный отшельник резко остановился. Теперь я сумел разглядеть, что это был никакой не мешок. Это была индейка. Дикая индейка. У меня в голове мелькнула мысль, от которой я весь покрылся холодным потом: а вдруг эту индейку он отобрал у мистера Уорнера? Но тогда получается, что… Неужели Касси права?! Неужели болотный отшельник – оборотень?! Может быть, он сотворил что-то ужасное с мистером Уорнером, а индейку забрал себе как трофей? Я тряхнул головой, стараясь прогнать эти ужасные мысли. Нет, уговаривал я себя. Не может этого быть. Это уже полный бред. Но почему тогда Касси так перепугалась? На ней же лица нет от страха. И этот жуткий вой посреди ночи… Я же помню, что он был совсем не похож на звериный. Он мне показался едва ли не человеческим. И все эти животные, разодранные в клочья… Как будто их долго, со смаком терзало какое-то кровожадное чудовище. Волк-оборотень! Волк опять зарычал. Шерсть у него на спине встала дыбом. Он смотрел на отшельника, угрожающе наклонив голову, как будто готовился к драке. Отшельник стремительно скрылся в зарослях камыша. Я только успел заметить, как сверкнули его черные глаза. Совершенно безумные глаза. Дикие. – Это он! – завопила Касси дурным голосом. – Оборотень! – Касси, умолкни, – шикнул на нее Вил. – А то он услышит. Я с трудом проглотил слюну. Меня словно парализовало от страха. Я все смотрел вслед отшельнику, хотя он давно уже скрылся из виду. Но я видел, как колышутся камыши. Слышал звук тяжелых шагов. И шаги, кажется, приближались. – Бежим! – Обычно низкий и хрипловатый, теперь голос Вила звенел от страха. – Быстрее! Но бежать было поздно. Болотный отшельник выскочил из камышей прямо у нас за спиной. – Я оборотень! – гаркнул он. Его черные глаза горели безумным восторгом. Взлохмаченные длинные волосы спутанными прядями падали на лицо. А лицо было багровым. Наверное, от злости. – Я оборотень! Он слышал, что говорила Касси! Отшельник громко расхохотался, вскинул вверх обе руки и принялся раскручивать индейку над головой. – Я оборотень! – вопил, он что есть мочи. – Я оборотень! Мы с Касси и Видом пронзительно заорали в один голос. И как по команде сорвались с места. Все это время я краем глаза поглядывал на Волка. Он так и стоял на месте на той стороне болота. Но как только я побежал, Волк ринулся к нам с возбужденным лаем. – Я оборотень! – крикнул отшельник, завывая от хохота. А потом бросился следом за нами, продолжая вертеть индейку над головой. – Отстаньте от нас! – выкрикнула Касси, задыхаясь на бегу. Она бежала бок о бок с Видом, в двух-трех шагах впереди меня. – Вам ясно? Отстаньте от нас! Но отшельник лишь расхохотался в ответ. Я поскользнулся на мокрой земле и едва не упал. Оглянувшись, я с ужасом обнаружил, что отшельник меня догоняет. Он был совсем рядом. В какой-нибудь паре шагов позади. Я прибавил ходу, хотя и так уже задыхался. Тяжелые листья и острые стебли вьющихся растений хлестали меня по лицу. Но я даже не обращал на них внимания – берег силы для бега. Все вокруг слилось в какое-то смазанное пятно: свет и тени, деревья и вьющиеся лианы, высокие травы и колючие кусты ежевики. – Я оборотень! Я оборотень! – надрывался отшельник у меня за спиной. Его пронзительные вопли и жуткий зловещий смех разносились звенящим эхом по всему лесу. У меня уже не было сил бежать. Но я все равно несся. А потом почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Я успел только испуганно вскрикнуть. А уже в следующую секунду грохнулся на четвереньки прямо в жидкую грязь и понял, что всё. Мне уже не уйти от него. От кровожадного оборотня. 22 Я попытался встать на ноги, но опять поскользнулся в жидкой грязи и растянулся на пузе. Теперь мне точно от него не спастись. Сейчас он набросится на меня, волк-оборотень, и… Меня буквально парализовало от ужаса. Но я все-таки попытался хотя бы отползти в сторону. Хотя знал, что меня это не спасет. Я оглянулся. Я думал, отшельник сейчас меня схватит. Но он почему-то остановился. Он стоял в нескольких метрах и смотрел на меня с каким-то странным выражением на лице. Индейка уныло болталась в его руке, задевая головой землю. Я лихорадочно огляделся по сторонам. Интересно, куда подевался Волк? Волк так яростно рычал на отшельника и, однако же, не напал на него. Почему? – Вил! Касси! Помогите! – в отчаянии завопил я. Тишина. Ни Вила, ни Касси. Может, они уже выбрались с болот. Может, они уже дома… Я остался один. Один на один с отшельником. Я поднялся на ноги, пристально глядя ему в глаза. Чего, интересно, он лыбится? Уже предвкушает, как будет меня пожирать?! – Иди-иди, – свободной рукой он указал в ту сторону, где кончались болота. – Ничего я тебе не сделаю. Пошутил я. Просто пошутил. – Чего? – тупо переспросил я. – Иди. Я тебя не укушу, – сказал он и вдруг посерьезнел. Улыбка стерлась с его лица, а глаза как будто потухли и стали тусклыми. На тропе за спиной отшельника возник Волк. Он взглянул на отшельника снизу вверх, гавкнул разок и заинтересованно уставился на мертвую индейку. И хотя пес по-прежнему держался настороженно, я видел, что он вовсе не собирается нападать на отшельника. – Твоя собака? – спросил меня отшельник, с опаской поглядывая на Волка. – Ага, – выдохнул я. Я все никак не мог отдышаться. – Я… я его нашел. – Ты с ним будь поосторожнее, – резко проговорил отшельник, потом развернулся и, забросив индейку на плечо, шагнул в заросли высокой травы. – Поосторожнее? Как понять, поосторожнее? – крикнул я ему вслед. Но он мне не ответил. Даже не обернулся. А вскоре вовсе пропал из виду в высокой траве. – Что вы имели в виду: поосторожнее? – крикнул я еще раз. На всякий случай. Но отшельник уже ушел. Его шаги затихли вдалеке. На болотах опять воцарилась тишина. Только насекомые жужжали в траве и тихонечко шелестели листья низеньких пальм. Я растерянно огляделся и напряженно уставился на заросли высокой травы. Наверное, сам того не сознавая, я ждал, что отшельник покажется снова. Что он вернется и опять бросится на меня. Над травой вспорхнули две белые бабочки. Больше ничто не двигалось. Отшельник сказал, что он ничего мне не сделает. Что он просто пошутил. Я тяжело сглотнул и заставил себя успокоиться. Не скажу, что я сразу успокоился, но все-таки мне удалось взять себя в руки. Я посмотрел на Волка. Пес деловито обнюхивал землю в том месте, где раньше стоял отшельник. – Эх ты, – обиженно проговорил я. – Почему же ты, пес, меня не защитил? Волк поднял глаза, посмотрел на меня и снова принялся обнюхивать землю. – Такой большой пес… и такой большой ТРУС, – сказал я, отряхивая джинсы от грязи. – И не стыдно тебе? Мои упреки не произвели на Волка ни малейшего впечатления. Я развернулся и пошел домой. По дороге я все размышлял над предостережением отшельника. «Будь с ним поосторожнее», – сказал он, имея в виду Волка. Зачем он это сказал? Почему? Я шел, не оглядываясь. Но слышал, как пес бежит следом за мной. «Будь с ним поосторожнее…» Может, отшельник опять пошутил. Может, он просто хотел меня напугать? Этот странный старик явно был с прибабахом. Он видел, что мы с Видом и Касси его боимся. Вот он и решил позабавиться за наш счет. Он не хотел нам зла. Он просто решил повеселиться. Он слышал, как Касси назвала его оборотнем. Она сама подала ему мысль, как нас напугать. У меня в голове все перемешалось: Касси, Вил, болотный отшельник, Волк, загадочный оборотень с болот. Я шел, не замечая дороги. И не увидел змею, пока на нее не наступил. Я глянул вниз – посмотреть, что такое попалось мне под ноги, – и еще не успел разобрать, как ее зеленая голова молниеносно метнулась вперед… И вонзила зубы мне в ногу. Я почувствовал острую боль в лодыжке. Боль стремительно поднялась вверх по ноге. Я сдавленно вскрикнул и повалился на землю. 23 Я упал и свернулся в комок. Казалось, что все мое тело превратилось в одну сплошную боль. Перед глазами поплыли какие-то красные точки. Они разбухали, сливались в размытые пятна. Я уже ничего не видел, кроме дрожащей красной пелены. Она вздрагивала в такт боли, которая пульсировала у меня внутри. Сквозь алое марево я различил, как змея уползла с тропинки куда-то в кусты. Я схватился рукой за ногу, как будто это могло унять боль. Красная пелена перед глазами постепенно померкла и разошлась. Осталась только боль. Я вдруг почувствовал на руке что-то мокрое. Кровь? Я боялся посмотреть. Но все-таки заставил себя и увидел, что это волк лижет мне руку. Он лизал так неистово, так отчаянно, словно пытался тем самым унять мою боль – сделать так, чтобы все стало хорошо. Я рассмеялся, несмотря на боль: – Все хорошо, малыш. Все хорошо. Но пес продолжал лизать мне руку, пока я не поднялся на ноги. Голова немного кружилась. Коленки дрожали. Я попробовал наступить на укушенную ногу. Вроде бы ничего. Больно, конечно, но все же терпимо. Я осторожно шагнул вперед, припадая на больную ногу. Один шаг, еще один… – Пойдем, Волк. Пойдем домой. Он поднял глаза и посмотрел на меня с почти человеческим сочувствием. Я знал, что мне нужно как можно быстрее добраться до дома. Если змея была ядовитой, тогда мне может очень сильно не поздоровиться. Я не знал и не мог знать, сколько времени у меня оставалось до того, как яд полностью парализует меня… если не похуже. В общем, хоть и сильно хромая, но я шел вперед. Волк бежал рядом. Мне было трудно дышать – воздуху не хватало. В груди появилась какая-то странная тяжесть. Мне казалось, что земля у меня под ногами дрожит и покачивается. Но это просто меня шатало. Из-за чего, интересно? Из-за змеиного яда? Или просто потому, что я был напуган до полусмерти? При каждом шаге, когда мне приходилось наступать на больную ногу, ее пронзала боль – да такая, что даже в боку отдавалось. Но я все-таки шел вперед. Все это время я разговаривал с Волком, чтобы хотя бы немного отвлечься от боли. – Мы почти пришли, псина. Почти пришли. – Каждое слово давалось с трудом. У меня уже не хватало дыхания на слова. Пес чувствовал, что со мной происходит что-то нехорошее. Он шел рядом. Не носился кругами и не забегал вперед, как обычно. Он как будто боялся оставить меня одного пусть даже и на пару секунд. Впереди показался просвет в деревьях у края болот. Я уже различал яркий солнечный свет на лугу с той стороны деревьев. – Эй, Грэди. Ты где пропадал? – окликнул меня знакомый голос. Это Касси и Вил дожидались меня на лугу. Они бросились мне навстречу. – С тобой все в порядке? – спросила Касси. – Нет. Меня… меня укусили, – выдавил я на последнем издыхании. – Пожалуйста… позовите папу. Моего папу. Они разом сорвались с места и бросились бегом к моему дому. Я упал на траву плашмя, закрыл глаза и стал ждать. Я пытался не заводить себя. Не психовать. Но, ясное дело, ничего у меня не получалось. Можно представить, какие у меня были мысли. А вдруг эта змея все-таки ядовитая? Может быть, ее яд уже почти дошел до сердца? Может, сейчас я умру? Я заставил себя сесть. Медленно и осторожно снял с ноги облепленную грязью кроссовку. Потом стянул носок. На все это ушло, наверное, минут десять. Я не сразу решился взглянуть на ногу. Но оказалось, что все было не так страшно, как я себе представлял. Лодыжка немного распухла. Кожа покраснела. И только в том самом месте, куда меня укусила змея, белело крошечное пятнышко сморщенной кожи. Посередине этого белого пятнышка я разглядел две крошечные дырочки, из которых сочилась кровь. Когда я наконец оторвался от созерцания ранки и поднял глаза, то увидел, что через луг уже мчится мой папа. Следом за ним бежали Вил с Касси. Я услышал, как папа спросил у них на бегу: – Что случилось? Что с Грэди? – Его укусил волк-оборотень, – отозвалась Касси. – Держи лед, пока не растает, – сказал мне папа. – Холод снимает отечность. Я страдальчески застонал, но все же прижал к ноге грелку со льдом. Мама пару раз цокнула языком. Она сидела за кухонным столом и читала газету. Я так и не понял, по какому поводу она цокает: из-за меня, такого несчастного и укушенного, или из-за чего-то, о чем прочитала в газете. Дверь во двор была открыта, и с моего места было видно, как Волк дрыхнет на травке у крыльца. Эмили сидела в гостиной и смотрела по телику какую-то мыльную оперу. – Ну как, тебе лучше? – спросила мама. – Немного. – И мне действительно было лучше. Намного лучше. – Я просто сильно перепугался. – Зеленые змеи не ядовиты, – в десятый раз сообщил мне папа. – Но я все равно принял все меры предосторожности. На всякий случай. Ты подержи пока лед, а потом мы тебя перевяжем. – А что это за разговоры о каких-то волках и оборотнях? – спросила мама. – Да это все Касси. – Я небрежно махнул рукой. – У нее сдвиг по фазе на этих оборотнях. Она считает, что болотный отшельник – оборотень, который по ночам превращается в волка. – Мне она показалась очень приятной девочкой, – заметила мама. – Мы с ней так хорошо поговорили, пока папа обрабатывал тебе ранку. Тебе повезло, Грэди, что здесь есть ребята твоего возраста. Всегда хорошо, когда есть с кем общаться. – Да, наверное. – Я сдвинул грелку со льдом чуть в сторону, потому что нога уже заиндевела. – И Касси хорошая, да. Но она нас с Вилом до психоза почти довела своими разговорами об оборотнях. Папа мыл руки в кухонной раковине. Он обстоятельно вытер их полотенцем для посуды и повернулся ко мне: – Все говорят, что этот отшельник, который живет на болотах, вполне безобидный старик. – Но напугал он нас здорово, – сказал я. – Он гнался за нами почти через все болото и вопил: «Я оборотень! Я оборотень!» – Кошмар, – задумчиво проговорил папа. – Держались бы вы от него подальше, – заметила мама, чуть оторвавшись от своей газеты. – А вы верите в оборотней? – спросил я. Папа хохотнул: – Мы с твоей мамой – ученые, Грэди. А ученые обычно не верят во всяких сказочных существ типа оборотней. – Твой папа – самый настоящий оборотень, – пошутила мама. – Представляешь, я каждое утро брею ему спину. Чтобы он хоть немного был похож на человека. – Ха-ха, очень смешно, – язвительно проговорил я. – Я серьезно, а вы издеваетесь. И потом, вы разве не слышали по ночам этот жуткий вой? – Многие звери воют по ночам, – невозмутимо отозвалась мама. – И не только звери. И не всегда по ночам. Готова поспорить, ты тоже выл, когда тебя укусила змея. – Я серьезно говорю. – Я уже начал злиться. Ведь я пытался говорить с родичами об очень важных для меня вещах, а они только смеялись. – Эти жуткие завывания начались при полной луне. А раньше их не было. – Я помню, – крикнула из гостиной Эмили, – раньше их не было. Пока не появился твой кошмарный пес. – Эмили, отстань от Волка, – завопил я в ответ. – Твой пес – оборотень! – заявила сестра. – Так, может быть, хватит уже об оборотнях. – Мама отложила газету в сторону. – А то я сама сейчас превращусь в оборотня. Вот, у меня уже волосы на ладонях растут. – Она подняла руки над головой. – Это ты просто испачкалась в типографской краске. От газеты. – Папа повернулся ко мне. – Вот видишь? Всему есть научное объяснение. – Мне очень бы хотелось, чтобы вы поговорили со мной серьезно, – пробормотал я. – Ну… – Папа выглянул во двор. Волк перевернулся на спину и теперь спал, задрав все четыре лапы кверху. – Еще две ночи – и луна начнет убывать. Она будет полной только сегодня и завтра. А если послезавтра вой прекратится, значит, мы уже точно будем знать, что это был оборотень. Который выл на полную луну. Папа рассмеялся. Наверное, он был уверен, что выдал первоклассную шутку. Тогда он еще не знал, что произойдет ночью. А ночью случилось такое, что знай папа об этом заранее, он бы точно не стал так шутить. Никогда. 24 После обеда Вил и Касси пришли навестить меня. Родичи зависли на кухне: убирали стол и загружали посуду в посудомоечную машину. Эмили еще до обеда умотала в город, чтобы успеть на единственный в этот день киносеанс. Я себя чувствовал очень даже ничего. Даже и не прихрамывал, когда ходил. И нога почти не болела. Папа у нас очень много чего умеет. В том числе и лечить. Из него получился бы очень хороший врач. Мы с Вилом и Касси уселись в гостиной. И тут же принялись спорить про оборотней. Касси упорно твердила, что болотный отшельник совсем не шутил. Что он самый что ни на есть настоящий оборотень. Вил отвечал в том смысле, что Касси надо лечиться. – Он погнался за нами, потому что услышал, как ты назвала его оборотнем, – с жаром проговорил он. – А почему он тогда живет совсем один посреди болот? – не сдавалась Касси. – Потому что он знает, что с ним происходит при полной луне. И не хочет, чтобы об этом узнали другие. – Но если он так стремится скрыть, что он оборотень, тогда почему он сегодня вопил: «Я оборотень»? – с раздражением отозвался Вил. – Потому что он просто шутил. Вот почему. – А вот и не подеретесь, – вставил я свое веское слово. – Может, хватит уже про оборотней? Вот мои папа с мамой – ученые, и они говорят, что нет пока ни одного убедительного доказательства существования оборотней. – Ученые всегда так говорят, – заявила Касси. – Но они правильно говорят, – кипятился Вил. – Оборотней не существует. Они только в фильмах бывают, а в жизни нет. А тебе, правда, надо лечиться, Касси. Пока у тебя совсем крыша не съехала. – Это тебе надо лечиться! – огрызнулась Касси. Я уже понял, что им не впервой так вот препираться. Что они могут сидеть и собачиться до скончания века. – Может быть, поиграем во что-нибудь? – предложил я. – У меня есть приставка для видеоигр. В моей комнате. Может, пойдем? – Мистер Уорнер так до сих пор и не вернулся с болот. – Касси обращалась исключительно к Вилу. Меня она как будто и не замечала. Она раздраженно потянула себя за хвост, а потом отбросила его за спину. – А почему, знаешь? Потому что его убил оборотень! – Бред сивой кобылы, – поморщился Вил. – Ты-то откуда знаешь? – Может быть, ты и есть оборотень? – в шутку спросил я у Касси. Вил рассмеялся: – Ага. Вот почему она такой спец по оборотням. Теперь все понятно. А я-то думаю: откуда она столько знает? – Вил, заткнись! – возмутилась Касси. – Уж если на то пошло, то ты с твоей рожей больше похож на оборотня. – А ты зато вылитый вампир, – не остался в долгу Вил. – А ты настоящий Кинг-Конг! – тут же отозвалась Касси. – О чем вы так бурно беседуете? – Это в гостиную заглянула мама. – Да так, о фильмах всяких, – быстро проговорил я. В ту ночь я долго не мог заснуть. Я весь извертелся в кровати. Мне никак не удавалось улечься так, чтобы было удобно. Я постоянно ловил себя на том, что невольно прислушиваюсь, не раздастся ли за окном тот злорадный и жуткий вой. В ту ночь с залива дул сильный ветер. Было слышно, как он свистит, обдувая наш маленький домик. Сетка оленьего загона слегка дребезжала на ветру. А я все прислушивался к завываниям ветра. Я ждал, замирая от страха, что непонятный зверь, обитающий на болотах, завоет снова. В любую секунду. Я уже начал потихонечку засыпать, как вдруг снаружи раздался вой. Тот самый вой. Я тут же проснулся и вскочил с кровати. Я совершенно забыл о том, что нога у меня больная. Когда я так резко на нее наступил, то едва сам не завыл от боли. Снаружи снова послышался вой. Вроде бы где-то совсем далеко. Он был едва различим сквозь свист штормового ветра. Я рванулся к окну. Сейчас я немного прихрамывал, потому что больная нога затекла, пока я лежал в кровати. Я прижался лбом к оконному стеклу и уставился в темноту. Бледная луна – серая, точно череп – висела низко в черном как уголь небе. Роса тускло поблескивала на траве. Окно слегка задребезжало под очередным порывом ветра. Я испуганно отпрянул. И снова прислушался. Да, мне не послышалось. Снова раздался вой. У меня по спине пробежал холодок. Потому что на этот раз – ближе. Гораздо ближе. Или это просто ветер принес звук от болот? Я напряженно вглядывался в темноту. Высокая трава клонилась под ветром и колыхалась из стороны в сторону. Казалось, что земля превратилась в бурлящий океан, залитый бледным Светом луны. Вой прозвучал снова. Еще ближе. Я по-прежнему ничего не видел. Но уже понял, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто это воет. Я натянул джинсы прямо поверх пижамных штанов. Вроде бы дело нехитрое – джинсы надеть, но в темноте, да еще в спешке я провозился, наверное, минут десять. Я уже бросился к двери, как вдруг снаружи раздался какой-то грохот. Я сразу замер на месте. Да. Оглушительный грохот. Прямо снаружи. У самого дома. На заднем дворе. Я пулей вылетел в коридор. Нога разболелась, но я уже не обращал никакого внимания на боль. Я добрался до кухни, отпер заднюю дверь и рывком распахнул ее. Сильный порыв ветра ворвался внутрь и едва не отбросил меня от двери. На самом деле. Меня и вправду едва не сдуло. Ветер был жарким и влажным. Я шагнул было через порог, но очередной порыв ветра снова отшвырнул меня назад. В голову лезли даже не мысли, а полный бред. Ветер пытается удержать меня в доме. Ветер не хочет, чтобы я вышел на улицу и увидел наконец то загадочное существо, которое издает этот жуткий вой. Низко пригнувшись, я все-таки выбрался на крыльцо и скатился вниз по ступенькам. – Ой, – вырвалось у меня. Минуя крыльцо, я случайно оперся всем весом на больную ногу. Я замер на месте, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к полумраку. И все это время я напряженно прислушивался. Но не слышал ничего, кроме свиста ветра, который как будто давил на меня, загоняя обратно в дом. В лунном свете трава на лужайке казалась серебристо-серой. И не только трава. Словно весь мир стал серебристо-серым… и замер в тишине. И я смотрел в это дрожащее марево лунного света. Я обшарил глазами весь задний двор. Но ничего подозрительного не увидел. Но ведь я явственно слышал грохот. И металлический лязг. Просто так ничто не загремит. Значит, кто-то здесь был. Я только никак не мог сообразить, что же такое гремело. И почему вой прекратился, как только я вышел на улицу? Странно все это. Ужасно странно. Пронизанный сыростью ветер дул мне в лицо. У меня все лицо стало мокрым. Я постоял еще пару минут, но все без толку. Признав свое поражение, я развернулся и собрался было возвращаться к себе. И тут я увидел… Мне казалось, что я заорал во весь голос. Но У меня изо рта вырвался лишь сдавленный хрип. Волк-оборотень снова охотился в эту ночь. И его жертвой на этот раз стали… 25 Впечатление было такое, что все это происходит во сне. Я шагнул к оленьему загону, согнувшись едва ли не пополам, чтобы ветер не сбил меня с ног. – Папа! – Я хотел крикнуть, но голоса не было. Горло сдавило от страха. – Папа! Глядя прямо перед собой, я сделал еще один шаг. Дальше я не пошел. Я все видел и так. Жуткая сцена кровавого пиршества. Темная кровь на земле. Бледный свет и густые тени. В мире как будто умерли все звуки, остались только шум крови у меня в ушах, непрерывный вой ветра и дребезжание железной сетки. Я не хотел подходить близко. Но все-таки сделал еще один шаг, словно меня тянула какая-то неодолимая сила. – Папа! Папа! – Я не слышал собственных воплей. И знал, что папа тем более их не услышит. Но я все равно продолжал кричать. Потому что мне очень хотелось, чтобы ко мне вышел папа. Чтобы рядом со мной был хоть кто-нибудь. Чтобы только не быть одному. Потому что мне очень хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном. Чтобы не было этой ужасной дыры, продранной в сетке загона. Чтобы этот мертвый олень, истекающий кровью, оказался живым. Чтобы сейчас я зажмурился и проснулся у себя в комнате… Пятеро оставшихся оленей сбились в тесную кучку в самом дальнем углу загона. Они все смотрели на меня. Смотрели со страхом. Меня обдувал жаркий и влажный ветер. Но меня бил озноб. Меня буквально трясло от ужаса. В горле стоял противный комок. Я тяжело проглотил слюну. Раз. Другой. Но легче не стало. А потом, словно что-то меня подстегнуло, я сорвался с места и побежал в дом. – Папа! Мама! Папа! – вопил я на бегу. У меня вновь прорезался голос. Но мои пронзительные вопли, подхваченные ветром, были больше похожи на вой – на тот самый зловещий и жуткий вой, который не дал мне сегодня заснуть. Папа вытащил растерзанного оленя из загона и оттащил его в самый дальний угол двора. Потом сходил в гараж, принес большой лист картона и закрыл дыру в сетке. Все это время я наблюдал за ним из кухонного окна. Когда папа уже возвращался в дом, порыв сильного ветра едва не сорвал дверь с петель. Папа чертыхнулся себе под нос, захлопнул дверь и запер ее на замок. Лицо у него было мокрым от пота. Левый Рукав пижамы был весь забрызган грязью. Мама налила папе стакан воды прямо из-под крана, и он осушил его залпом. Потом схватил кухонное полотенце и вытер пот со лба. – Боюсь, что твой пес – убийца, – тихо сказал он мне и швырнул полотенце на стойку. – Это не Волк! – с жаром возразил я. – Не Волк! Папа ничего не ответил. Он сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул воздух. Мама с Эмили молча смотрели на него. – Почему ты считаешь, что это Волк? – не отставал я от папы. Он нахмурился: – Там на земле были следы. Отпечатки собачьих лап. – Это не Волк, – упрямо повторил я. – Утром я отвезу его в собачий приют, – сказал папа. – Который в соседнем районе. Я знаю, там есть. – Но они его усыпят! – в отчаянии завопил я. – Твой пес – убийца, – сказал папа тихо, но твердо. – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Грэди. Правда, я все понимаю. Но эта собака – убийца. – Это не Волк, – повторил я в который уже раз. – Папа, я знаю, что это не Волк. Я слышал звериный вой. Волчий вой. Настоящего волка, не нашего. – Грэди, пожалуйста… – начал папа устало. Но я не дал ему договорить. Сам не знаю, чего меня дернуло заговорить об оборотне. Слова вырвались сами. – Это не Волк. Это оборотень. Там, на болотах, живет оборотень. Мы все смеялись над Касси, а она права. Это была не собака и даже не волк. Это оборотень убивал животных. И птицу, и кролика, и твоего оленя. Оборотень, который превращается в волка. – Грэди, может быть, хватит… – раздраженно проговорил папа. Но я опять перебил его на полуслове. Я уже не мог остановиться. – Я знаю, папа, что это оборотень. – Я сам с трудом узнавал свой голос, такой пронзительный и противный, как у девчонки-плаксы. – На этой неделе луна на небе полная, так? А этот ужасный вой начался именно при полной луне. Это оборотень, папа. Болотный отшельник. Этот полоумный старик, который живет в хижине на болотах. Он и есть оборотень. Он сам говорил. Он гнался за нами. И он нам сказал, что он оборотень. Это он, папа. Он, а не Волк. Он убил твоего оленя. Я слышал, как он воет на улице, а потом… а потом… Я поперхнулся и закашлялся. Папа налил мне стакан воды, и я осушил его одним залпом. Папа положил руку мне на плечо: – Грэди, давай мы сейчас пойдем спать, а утром поговорим, хорошо? Сейчас мы устали, все мысли путаются. А утро вечера мудренее. Договорились? – Это не Волк! – упрямо повторил я. – Я знаю, что это не Волк! – Мы поговорим завтра утром. – Папа все еще держал руку у меня на плече. Наверное, тем самым он хотел успокоить меня и подбодрить. Но я не мог успокоиться. Меня всего трясло. Сердце бешено колотилось в груди. И дышал я так, словно только что пробежал кросс. – Ну хорошо, – наконец согласился я. – Завтра утром. Я вернулся к себе и лег в постель, хотя и знал, что заснуть все равно не смогу. Когда я утром проснулся, папы уже не было дома. – Он в город поехал. За сеткой. Чтобы загон починить, – сказала мне мама, когда я вышел на кухню. Я зевнул и потянулся. Вчера я все-таки заснул. Где-то в третьем часу ночи. Но спалось мне плохо, беспокойно. Так что я совершенно не выспался. И еще я ужасно переживал за Волка. – А где Волк? Не дожидаясь маминого ответа, я бросился к окну. Волк лежал на траве у ворот и увлеченно грыз свой синий резиновый мячик, который я отдал ему. – По-моему, он хочет завтракать, – пробормотал я. Тут послышался скрежет гравия. Это папина машина зарулила на подъездную дорожку. Багажник был наполовину открыт, и оттуда торчал большой рулон проволочной сетки. – Доброе утро, – угрюмо поздоровался папа, входя на кухню. – Ты собираешься увезти Волка? – тут же спросил я. Я не сводил глаз с лохматого пса, который жевал свой резиновый мячик. Такой милый пес, такой хороший… – Люди в городе обеспокоены, – сказал папа, наливая себе кофе из кофеварки. – На этой неделе погибло много животных. В том числе и домашних. Кто-то их убивает. И на болотах пропал человек. Эд Уорнер. Он живет в нашем поселке, в дальнем доме. Люди встревожены. Они тоже слышали вой по ночам. – Ты собираешься увезти Волка? – повторил я, и голос у меня дрогнул. Папа молча кивнул. Лицо у него было очень серьезным и мрачным. Он поднес чашку с кофе ко рту и сделал большой глоток. – Сходи к загону и сам посмотри на следы, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – Сходи посмотри, Грэди. И ты сам все поймешь. – Не хочу я смотреть ни на какие следы, – с жаром выпалил я. – Я точно знаю, что… – Я не могу рисковать, – перебил меня папа. – А мне все равно! Это моя собака! – закричал я. – Грэди… – Папа поставил чашку на стол и шагнул ко мне. Но я резко сорвался с места, распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Увидев меня, Волк бросил мячик и поднялся с травы. Радостно виляя хвостом, он кинулся мне навстречу. Папа вышел следом за мной на крыльцо. – Сейчас я его увезу, Грэди. Хочешь, вместе поедем? – Нет! – Пойми меня тоже. Я не могу рисковать, – прошептал папа. Он шагнул вперед и протянул руку, чтобы взять Волка за ошейник. – Нет! – заорал я. – Нет! Беги, Волк! Беги! Я подтолкнул пса сзади. Он обернулся и неуверенно посмотрел на меня. – Беги! – крикнул я. – Беги, Волк! Беги! 26 Я еще раз его подтолкнул. – Беги, пес! Спасайся! Ну беги же! Папа успел обхватить Волка руками за шею, но пес вывернулся и побежал к болотам. – Эй, а ну стой! – сердито прикрикнул папа. Но Волк несся на всех парах. Кажется, он все понял. Папа бежал за Волком до самого конца двора. Но пес был намного быстрее. Я стоял у крыльца и смотрел вслед Волку, пока он не скрылся из виду в деревьях у края болот. Папа вернулся к дому и сердито взглянул на меня. – Зря ты это, Грэди, – пробормотал он. – Очень зря. В ответ я промолчал. – Все равно он потом вернется, – продолжал папа. – И тогда я его отвезу в приют. – Но, папа… – начал было я. – Все. Вопрос исчерпан. Дискуссия отменяется, – строго проговорил папа. – Когда пес появится, я его увезу. Сразу же. – Но так нельзя! – крикнул я. – Этот пес – убийца. Пойми меня тоже, Грэди. У меня просто нет выбора. – Папа направился к машине. – Пойдем, поможешь мне выгрузить сетку. Я уныло поплелся следом за папой, то и дело оглядываясь на болота. «Не возвращайся, Волк, – мысленно умолял я. – Пожалуйста, не возвращайся». Весь день я только и делал, что поглядывал на болота. Настроения не было никакого. Я был весь взвинчен и напряжен. Есть не хотелось совсем. Папа попросил меня помочь ему починить загон. Я помог. А потом пошел к себе в комнату. Я пытался чего-нибудь почитать. Но совершенно не понимал, что читаю. Я то и дело вскакивал с кресла и подбегал к окну, чтобы опять посмотреть на болота. Я боялся, что Волк вернется. Но даже вечером он не появился. «Ты пока в безопасности, пес, – думал я. – Сегодня с тобой ничего не случится плохого. Сегодня. А что будет завтра?» Родители тоже ходили мрачнее тучи. За ужином мы практически не разговаривали. Правда, Эмили попыталась рассказать про фильм, который смотрела вчера в городе. Но никто из нас не поддержал разговор. В тот вечер я лег спать пораньше. Я себя чувствовал совершенно разбитым. Наверное, из-за того, что я так сильно переживал за Волка. Весь день только о нем и думал. Да и вчера почти не спал. В комнате было темно. Гораздо темней, чем обычно. Сегодня была последняя ночь полной луны, но ее бледный свет закрывали тяжелые тучи. Мне ужасно хотелось спать. Но заснуть я не мог. Я все думал про Волка. А потом, когда я уже начал потихонечку засыпать, снаружи раздался вой. Сон как рукой сняло. Я вскочил с постели и подбежал к окну. Луну по-прежнему закрывали тучи. Все было окутано тьмой. Мир как будто замер. Пока я пристально вглядывался в темноту, даже трава не шелохнулась под ветром. А потом я услышал глухое рычание, и из темноты материализовался Волк. Я даже не понял, как он оказался посреди двора. Еще секунду назад его там не было. Он стоял, задрав голову кверху, и сердито рычал. Не выл, а рычал. Я забрался с ногами на подоконник и прислонился лбом к стеклу, чтобы получше его разглядеть. Пес опустил голову и, не переставая рычать, принялся расхаживать взад-вперед по траве. «Точно зверь в клетке», – подумал я. Он ходил взад-вперед и рычал. Словно что-то его тревожило. Или как будто он был испуган. Волк ходил взад-вперед. Временами он поднимал голову вверх, к полной луне, скрытой за облаками, и тихонько рычал. Я никак не мог сообразить, что происходит. Волк явно был чем-то встревожен. И я решил выяснить, что с ним такое, Выяснить во что бы то ни стало. Я быстро оделся, не зажигая света. Потом надел кроссовки. В темноте я поначалу натянул левую кроссовку на правую ногу. Все-таки без луны было плохо, хотя раньше ее бледный призрачный свет наводил на меня страх и тоску. Но теперь я был бы рад, если бы в небе светила луна. Наконец я разобрался с кроссовками и опять подошел к окну. Волк уже уходил со двора. Я увидел, что он медленно направляется в сторону болот. Я решил, что пойду следом за ним. Я хотел доказать папе с мамой раз и навсегда, что Волк – не убийца. Что во всем виноват волк-оборотень. Болотный отшельник. Я не хотел выходить через заднюю дверь. Боялся, что папа с мамой услышат. Поэтому я вылез через окно. Трава была мокрой от ночной росы, воздух – влажным, как в бане. На улице было ничуть не прохладней, чем днем. Я направился следом за Волком. Кроссовки скользили по мокрой траве. Но, добравшись до луга, я в растерянности остановился. Я больше не видел Волка. Я его потерял. Я слышал его шаги – далеко впереди, в темноте. Приглушенные удары лап о мягкую землю. Но я не видел его. Было слишком темно. Пришлось идти, ориентируясь только по звуку. Я то и дело поглядывал вверх: не разойдутся ли тучи. Но небо было затянуто наглухо. Я уже почти добрался до болот, как вдруг услышал шаги у себя за спиной. Я замер на месте, напряженно прислушиваясь. Да. Кто-то шел за мной в темноте. Кто-то меня догонял. 27 – Эй! – испуганно вскрикнул я и обернулся. Поначалу я вообще ничего не увидел. – Эй, кто здесь? – Мне казалось, что я говорю достаточно громко, но у меня получился лишь сдавленный шепот. Из темноты выступил Вил. – Грэди, это ты?! – с облегчением выдохнул Вил. Он подошел ближе. Теперь я понял, почему я его не заметил сразу. Он был в черных джинсах и в черном свитере. – Вил? Что ты здесь делаешь? У меня слегка дрожал голос. Все-таки я здорово перепугался. – Я слышал, как кто-то выл, – сказал он. – И решил посмотреть, кто это. – Я тоже слышал. Знаешь, Вил… все-таки здорово, что я тебя встретил! – воскликнул я. – Вдвоем все-таки как-то спокойнее. – Я тоже думаю, что вдвоем лучше, – отозвался он. – Сегодня такая темень. Я не видел, что это ты. Я подумал… Он не договорил. Но я и так понял, что он хотел сказать. – А я за Волком иду. Я видел, как он побежал на болота, – сказал я и пошел вперед. Сегодня первым шел я, а Вил плелся следом. Когда мы зашли под деревья у края болот, стало еще темнее. По дороге я рассказал Вилу о том, что произошло у нас на дворе прошлой ночью. Об убитом олене. О звериных следах на земле у загона. Я передал ему слова папы, что люди в городе обеспокоены и что за эту неделю погибло много домашних животных, И еще я сказал, что папа хотел увезти Волка в собачий приют. – Но я знаю, что Волк никакой не убийца, – заключил я. – Я знаю, и все. Но Касси меня напугала своими историями про оборотней, и я… – Касси вообще придурочная, – сказал Вил и вдруг резко замер на месте и указал на заросли высокой травы. – Смотри. Вот он, твой Волк. Я пригляделся и действительно увидел Волка, едва различимого в темноте. – Вот я дурак. Надо было фонарик взять, – пробормотал я. Но хорошая мысль всегда приходит после. Волк исчез из виду в густой высокой траве. Мы с Вилом пошли за ним, ориентируясь по звуку его шагов. Так мы шли минут пять, а потом я вдруг понял, что больше не слышу Волка. – А где Волк? – прошептал я, напряженно вглядываясь в темноту. – Очень бы не хотелось его потерять. – Он туда пошел, – уверенно проговорил Вил. – Иди за мной. Идти было непросто – ноги скользили по мокрой и мягкой земле. На шею мне сел комар. Я прихлопнул его, но поздно. Я почувствовал теплую кровь на руке. Мы с Вилом уже забрались в самую глубь болот. Прошли мимо торфяника. Я еще удивился, что не услышал знакомого бульканья воды. И вообще в лесу было как-то уж слишком тихо. Так тихо, что жуть брала. – Эй, Вил? Я остановился и растерянно огляделся. Вила не было рядом. Я его даже не слышал. – Вил? Не знаю, как это получилось, но мы потерялись. Честно сказать, я испугался. А потом впереди послышалось какое-то шуршание. Треск веток. Шелест высокой травы, сквозь которую кто-то идет. Там кто-то был, впереди. – Вил? Это ты? Или это был Волк? – Вил? Ты где? И тут на меня неожиданно упал мягкий и бледный свет. Я поднял глаза и увидел, что тучи на небе разошлись и показалась полная луна. Лунный свет разлился по болотам, растворяя в себе темноту. И тогда я увидел какую-то странную штуку прямо впереди. Я сначала не понял, что это такое. Может, какое-нибудь гигантское растение? Нет. Когда мои глаза привыкли к свету, я разглядел, что это была хижина. Хижина болотного отшельника! Я в страхе замер на месте. И в этот миг снова раздался вой. Жуткий, зловещий вой как будто вспорол глухую и вязкую тишину. Он поднялся, казалось, до самого неба и обрушился вниз. Я зажал уши руками, чтобы не слышать этих пугающих завываний. В голове промелькнула ужасная мысль: болотный отшельник! Значит, он все-таки оборотень. Я это знал. Знал. Я понял, что надо бежать отсюда. Надо спасаться, пока не поздно. Я развернулся… но у меня так дрожали ноги, что я даже не знал, смогу ли я сделать хоть шаг. «Надо бежать! Надо бежать! Надо бежать!» – стучало у меня в мозгу. Да, действительно надо. Но я не успел сделать ни шагу. Оборотень набросился на меня из зарослей. Завывая злорадным воем, он прыгнул мне на плечи и повалил на землю. 28 Я упал на спину, и оборотень прижал меня к земле. Он навис надо мной, точно черная глыба. Но в свете полной луны я хорошо разглядел его морду… Нет, не морду. Лицо. Человеческое лицо, которое превратила жесткая волчья шерсть в свирепую звериную морду. Черные, горящие злобой глаза. Ужасный оскал. Острые волчьи зубы. Оборотень раскрыл пасть еще шире и протяжно завыл. Это действительно был настоящий оборотень. Человек, превратившийся в волка! – Уйди от меня! – пронзительно завопил я. – Вил, уйди! Потому что это был Вил. Оборотень. Не болотный отшельник, а Вил. Я узнал его даже так – заросшим лохматой шерстью. Узнал его вечно угрюмое лицо. Его маленькие темные глазки. Его толстую шею. – Вил! Я пытался сбросить его с себя. Но он был слишком силен. Нечеловечески силен. Я не мог даже пошевелиться. Я понял, что мне с ним не справиться. – Вил… уйди! Он запрокинул голову и завыл на луну. Завыл совершенно по-волчьи. Я уже мысленно распрощался с жизнью: столько в этом пугающем вое было торжествующей злобы и кровожадной ярости. Вил свирепо оскалился и… впился зубами мне в плечо. Я заорал от боли. Перед глазами поплыли красные круги. На миг я вообще ослеп. Я отчаянно дергался, молотил кулаками, пинался ногами… Я пытался вырваться от него. Но он был слишком силен для меня. Я не мог противостоять этой звериной силе. Совсем… Красные пятна перед глазами постепенно померкли, сменившись тьмой. Все вокруг утонуло в густой черноте. Казалось, что я стремительно падаю вниз – в бездонную черную пропасть, из которой уже не выбраться. Никогда. Яростное рычание вернуло меня к реальности. Я уже плохо соображал, но все же сумел осознать, что происходит. Откуда-то из темноты появился Волк и с ходу набросился на Вила. Вил сердито завыл, отпустил меня и повернулся к Волку. Они сцепились в клубок и покатились по мокрой траве. Я приподнялся и сел, ошеломленно глядя на них. Они кусали друг друга. Драли друг друга когтями. Рычали и фыркали… Я с трудом поднялся на ноги. Состояние было такое, словно меня долго били по голове пыльным мешком. – Вил… так это был ты… это был ты, – тупо бормотал я, даже не сознавая, что говорю вслух. Меня шатало. Земля уходила из-под ног. Чтобы не упасть, я схватился рукой за ствол ближайшего дерева. Волк и Вил продолжали драться. На них было страшно смотреть. Я никогда в жизни не видел такой свирепой, животной ярости. Это была настоящая драка. Не на жизнь, а на смерть. Я отвернулся. – Я знал, что это не Волк. Я знал… Я по-прежнему говорил вслух. Раздался оглушительный визг. Он так меня напугал, что я упал на колени. Когда я поднял глаза, то увидел, что Вил бежит с поля боя. Бежит, опустившись на четвереньки… Или было бы правильнее сказать: на все четыре лапы? Волк несся следом за ним, рыча и кусая его на бегу. Он гнал Вила прочь. Я уже не различал их в темноте. А потом я услышал еще один вопль – пронзительный вопль боли, от которого у меня по спине побежали мурашки. И отчаянный вой израненного в драке зверя, признающего свое поражение. Это был Вил. Значит, Волк победил. Я закрыл глаза и… провалился в темноту, которая накрыла меня, как волна. 29 – Тебя слегка лихорадит, – сказала мама. – Но это не страшно. Пройдет. – Это болотная лихорадка, – пробормотал я. У меня все плыло перед глазами. Даже мамино лицо я различал с трудом: словно сквозь дрожащую пелену. Я даже не сразу понял, где нахожусь. Только минут через пять до меня дошло, что я лежу у себя в кровати. – Как… как я сюда попал? – Болотный отшельник, – сказала мама. – Он нашел тебя на болотах и принес домой. – Правда? – Я хотел сесть на постели, но ничего у меня не вышло. Плечо пронзила такая боль, что я едва не заорал. Я с удивлением обнаружил, что плечо у меня перевязано. – Оборотень… Вил… Он меня укусил. – У меня вдруг пересохло в горле. Я тяжело сглотнул. Из тумана у меня перед глазами выплыло папино лицо. – Что ты там говоришь, Грэди? – Папа наклонился поближе ко мне. – Какой еще оборотень? Я рассказал им все от начала и до конца. Они выслушали меня молча, не перебивая. Но я заметил, что, пока я говорил, они несколько раз переглянулись. – Вил – оборотень, – заключил я. – Он превратился в волка. При полной луне. Он превратился и… – Схожу-ка я и проверю, – решительно заявил папа, пристально глядя на меня. – То, что ты рассказал, Грэди, это больше похоже на бред сумасшедшего. Может быть, это все из-за горячки. Не знаю. Но я собираюсь пойти туда, к твоему другу, и сам все проверить на месте. Вот прямо сейчас и пойду. – Папа, будь осторожен, – крикнул я ему вслед. – Будь осторожен. Когда папа вернулся, я сидел в гостиной и смотрел телевизор, поедая воздушную кукурузу. Плечо побаливало, но я себя чувствовал уже лучше. Я удивился, что папа вернулся так быстро. Причем, я заметил, что вид у него озадаченный. – Там никого нет, – объявил папа, задумчиво почесывая макушку. – В каком смысле, никого нет? – не поняла мама. – Вообще никого. Дом пустой. – Папа присел на диван. – Такое впечатление, что там никто не живет. И не жил уже несколько месяцев. – Да уж, Грэди. – Эмили театрально закатила глаза. – Странные у тебя друзья. – Ничего не понимаю. – Папа тряхнул головой. Я тоже мало что понимал. Но мне было уже все равно. Главное, Вила нет. Оборотня больше нет. Он исчез. Навсегда. – И теперь я могу оставить Волка? – спросил я у папы. – Он спас мне жизнь. Могу я его оставить? Папа внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. – Болотный отшельник сказал, что видел, как Волк отогнал от Грэди какого-то зверя, – сказала мама. – Наверное, белочку, – пошутила Эмили. И как всегда, неудачно. – Эмили, прекрати, – попросил я по-хорошему. – Волк действительно спас мне жизнь. – Да, я думаю, что ты можешь его оставить, – нехотя проговорил папа. – Ура! – радостно завопил я и побежал во двор, чтобы обнять моего дорогого пса. Все это случилось примерно месяц назад. С тех пор мы с Волком не раз ходили на болота. Я изучил там каждый уголок. Теперь я знал эти болота как свои пять пальцев. И мне было так классно с Волком. Я его воспринимал не как пса, а как лучшего друга. Правда. Иногда мы брали с собой на болота и Касси. Она вообще-то забавная. С ней хорошо посмеяться. Вот только меня раздражало, что она постоянно твердит про оборотней. О чем бы мы ни говорили, она обязательно приплетет туда оборотня. Просто заскок у человека какой-то. Сейчас ночь. Я стою у окна и смотрю на полную луну в темном небе. Это первый день полной луны в этом месяце. Я смотрю на луну и вспоминаю про Вила. Вил ушел. Я не знаю куда. Не знаю, жив он вообще или нет. Но я не забуду его никогда. Потому что теперь моя жизнь изменилась. Именно благодаря Вилу. Я чувствую, как у меня на лице прорастает шерсть. Чувствую, как лицо преображается в волчью морду. Чувствую, как растут и заостряются зубы. Да. Когда Вил меня укусил, он передал мне свое проклятие. Но меня это ничуть не печалит. Ведь теперь, когда Вил ушел, болота принадлежат только мне. Мне одному! Я открываю окно и выбираюсь на улицу. Волк уже ждет меня во дворе. Этой ночью мы снова пойдем на болота вместе. Я легко приземляюсь на все четыре лапы. Я поднимаю голову к полной луне и издаю радостный вой. Пойдем, Волк. Я вижу, тебе не терпится. Сейчас мы пойдем на болота и будем охотиться вместе. Я готов.